Искатель Ветра. Забвение
Шрифт:
Скрии!
– она, с ощущаемым костями скрежетом, разрезает две косы что пытались вонзить ей в спину и сразу же вгоняет раскаленный меч в череп мутанта. Запахи и вкусы уходят вслед за цветами, они теперь стали лишние в сгорающем мозге. Синтетические волокна костюма начинают рваться от перенапряжения, Лина двигается слишком быстро, даже создания Отравителя сейчас за ней не поспевают.
Ей становится комфортно и легко. Измененная плоть бурлит под синтволокнами, в голове нет ничего лишнего, разум предельно, расслабляюще пуст. Остается лишь верность Отцу и ритмичная песня. Она продолжает, как скальпелем, отсекать все лишнее,
Десять секунд, десять трупов уродливых монстров у ее ног и их остается четыре. Еще одного, раненный Смертник убивает выпадом палаша. Следующая секунда и мертвый враг, ей стоят возможности принимать решения и собственной воли. Лину больше ничего не тревожит. Разумеется кроме Отца и последнего приказа самой себе, что продолжает звучать песней, внутри треснувшей личности. Давным-давно, как будто в замедленной съемке, бросившийся за дробовиком Ричард наконец подхватывает его, спешно вгоняя пару патронов в обойму. Но уже слишком поздно, последним рывком Лина разрубает оставшихся двух тварей. И медленно поворачивается к нему.
Ее глаза пусты, в них больше нет искры разума. Сломанная кукла, закончив свой спектакль, разжимает руку и термоклинок падет, плавя сталь у ее ног. А затем, когда перегруженная пси-проводка резко тухнет на ее костюме, она опускается на колени. И продолжает смотреть на него. Своими божественно-прекрасными, неестественными, фиолетовыми глазами. Впервые в жизни после смерти матери, Генар Младший чувствует тоску. Он не двигается, наслаждаясь прощанием.
Глава 7
Багрово-алый сменился на черный. Пульсация крови в венах, желания и мысли остановились. Тупик. Не осознавая себя, невозможно запустить протоколы регенерации. Не осталось ничего способного подтолкнуть маховик ее жизни. Горечи не было как и осознания происходящего. Только покой и пустота. Та что была до и будет после. А потом в ничто, проник голос в котором ехидная горечь смешалась с толикой сочувствия:
– Даже сейчас ты упорно продолжаешь цепляться за жизнь, хотя от тебя почти ничего не осталось… Наверное было бы проще опять воспользоваться твоей беззащитностью и похитить тело. Но я чувствую вину еще за прошлый раз. Вместо этого я дам тебе чуть больше времени, это все что я сейчас в силах сделать.
В чернильной тьме возникло аметистовое сияние. Мучительно знакомое и чуждое одновременно. Оно заставило остановившиеся сердце вновь застучать, окатив спящий разум волной алой боли. Слишком сильной, чтобы ей противостоять, но даже кричать возможности не было, а голос все продолжал доноситься отовсюду:
– Восстановить сожженные нервные клетки это в твоих силах. Но что делать с твоей личностью? Ты же пустышка. Марионетка. Даже не знаешь, кто кукловод. Если ты не изменишь себя, то не сможешь изменить ничего. Найди себя, или потеряешь всё.
Ощущение чужого присутствия отдалялось вместе с сиянием. Поглощалось ветрами злого рока. Будущее было предопределено, судьба этого цикла решена, само по себе вмешательство в уже произошедшее невозможно. Срок истекал мерными каплями времени, заставляя реальность дрожать от агонии. Но жизнь еще
Гермес лично прибыл на нижние уровни в сопровождении Найта, облаченные в силовую броню, с длинноствольными, реликтовыми винтовки наперевес. Еще издали рассмотрев следы произошедшей схватки, седой капитан ускорил шаг и разгерметизировал шлем, его глаза горели от ярости. После гибели Розы он устроил крестовый поход за этими тварями, наследием предателя Ротенхауза. И считал, что они перебили всю мерзость, что тот оставил после себя.
Ричард был без верхней части брони, которая лежала от него неподалеку. Его раны уже были обработаны и покрыты синт-кожей. Он сидел неподалеку от Лины, которая лежала на спине и казалась спящей. Ран на ней не было видно, и казалось, что девушка просто спит.
– Докладывай, младший лейтенант.
– властный голос Гермеса заставил задумавшегося Генара Младшего вздрогнуть и отвести взгляд от лица блондинки на капитана. Он попытался встать, скривившись от боли, но был остановлен могучей рукой.
– Сиди. Судя по тому, что я вижу, бой был тяжелый.
– Так точно. Мы потеряли четверых бойцов, троих моих и одного у Лины.
– мрачно сообщил парень капитану.
– До этой комнаты все шло как по маслу: защитные системы были выключены, следов жителей не обнаружено. Но там мы нашли криокапсулы с десятками этих тварей… Баррет сразу открыла огонь, пристрелив какого-то полутрупа, подключенного к странному механизму, а затем мы вступили в бой. Последствия… Вы видите.
– Как она?
– требовательно спросил Гермес у Найта, который, присев рядом с девушкой, считывал показатели ее биомонитора.
– Ничего страшного, кэп. Небольшое переутомление от пси-активности. Короче, наубивалась и спит.
– быстро успокоил его Найт, убирая коннектор.
– Большую часть противников мне удалось перебить собственноручно. Но Лина, должен признать, тоже внесла свой вклад, убив четверых или пятерых.
– заявил Ричард, бросив предупреждающий взгляд на четверку выживших из отряда.
Те хмуро молчали, хотя прекрасно помнили все произошедшее. Еще не отошедший от боевых стимуляторов Шрам, не замечая потери ноги, баюкал в руках тело Рогатой. Смертник безразлично рассматривал стену, а Скользкий до сих пор мелко подрагивал, сжавшись в укрытии за шепящим агрегатом, в котором и просидел весь бой.
Вновь окинув взглядом поле боя, Гермес подметил, что более половины тварей были убиты пылающим лезвием термоклинка, который сейчас был на поясе Генара, и уважительно ему кивнул:
– Хорошая работа, парень. То, что вы выжили, безусловно, произошло благодаря твоим исключительным способностям, - в голосе капитана были слышны странные нотки, не до конца понятные Ричарду.
Поднявшись на ноги, Гермес направился в комнату с криокапсулами, включив мощные наплечные прожекторы. Следовавший за ним Найт держал оружие наготове, но в тенях уже ничего не скрывалось. Быстрым шагом, меняясь в лице, Гермес пересек зал, приблизившись к иссохшему человеческому телу в объятиях реликтового механизма поддержания жизни. В глаза обычно спокойного капитана сейчас было страшно смотреть; в них смешивалась подозрительность со злым ликованием.