Искатель. 1965. Выпуск №4

Хайнлайн Роберт Энсон

Мегрэ вышел из аэровокзала. Сухая, жесткая рука протянулась ему навстречу.

— Как вы поживаете?

И Пайк продолжал говорить по-французски. Что было большой жертвой с его стороны, так как он говорил плохо и очень, страдал, делая ошибки.

— Надеюсь, что вы… будете… Как это перевести?.. Довольны… да, довольны этой чудесной погодой.

Мегрэ первый раз приехал в Англию летом и теперь пытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь раньше настоящее солнце над Лондоном.

— Я предположил, что вы предпочтете ехать не в автобусе, а в машине.

Пайк ни слова не говорил о деле, из-за которого приехал Мегрэ, Он не позволил себе ни одного намека, это также было проявлением особого такта. Они сели

в бентли Скотленд-Ярда. Машину вел шофер в форме, педантично соблюдавший все правила движения: он ни разу не увеличил скорости и ни разу не поехал на красный свет.

— Красиво, не правда ли?

Пайк указал на ряд маленьких розовых домов, которые в плохую погоду показались бы жалкими, но сейчас под лучами солнца, выглядели очень кокетливо. Перед каждым из них между входной дверью и решеткой находился ровно очерченный квадрат зеленого газона величиной не больше простыни.

Чувствовалось, что Пайк наслаждается видом лондонских предместий, в одном из которых жил он сам.

За розовыми домами последовали желтые, затем коричневые, потом снова розовые. Солнце пекло все сильнее, и в некоторых садиках заработали автоматические машины для поливки.

— Я чуть не забыл передать вам это.

Он протянул Мегрэ лист бумаги, на котором было написано по-французски:

«Алэн Лагранж, девятнадцати лет, служащий, остановился в четыре часа утра в отеле «Жильмор» против вокзала Виктории без багажа.

Спал до восьми часов, вышел.

Явился в отель «Астория» и спросил о мадам Жанне Дебюль.

Затем направился в отель «Континенталь», оттуда в отель «Кларидж», задавал везде тот же самый вопрос.

По-видимому, обходит большие отели по алфавиту.

В Лондоне первый раз. Не говорит по-английски».

Мегрэ поблагодарил кивком головы, все больше досадуя на себя за дурные мысли в адрес неизвестного английского инспектора.

После длительного молчания и созерцания ряда одинаковых домов Пайк снова заговорил:

— Я взял на себя смелость заказать вам номер в отеле, поскольку сейчас у нас слишком много туристов…

Он протянул своему коллеге карточку отеля «Савой», на которой стоял номер комнаты. Мегрэ мельком взглянул и был поражен, увидев номер 604.

Значит, они даже подумали о том, чтобы поместить его против номера Жанны Дебюль.

— Эта особа еще там? — спросил он.

— Она находилась там, когда мы выезжали из Кройдона. Я получил телефонное уведомление в ту минуту, когда ваш самолет приземлялся.

Это было все. Пайк был явно удовлетворен, но не потому, что доказал Мегрэ оперативность английской полиции, а оттого, что мог, наконец, показать ему Англию, по-настоящему освещенную солнцем.

Когда они очутились на улицах Лондона и увидели большие красные автобусы и тротуары, заполненные женщинами в светлых платьях, Пайк не мог сдержаться и снова пробормотал:

— Не правда ли, красивое зрелище?

Наконец, когда они уже подъехали к «Савою», Пайк сказал:

— Если вы не будете заняты, я смогу около часа заехать за вами, чтобы позавтракать вместе. А до этого времени я буду у себя. Звоните мне.

Он не провожал Мегрэ в отель. Шофер передал чемодан портье.

(Окончание следует)

ИЗ БЛОКНОТА ИСКАТЕЛЯ

Р. КАТКОВ

Исчезнувшая галерея

Художники и искусствоведы-реставраторы вписали не одну страницу в историю культуры нашей страны. И дело не только в том, что они нашли, реставрировали и сохранили

ценное произведение искусства. Очень часто их работа приводит к результатам, казалось бы, неожиданным. Это известные факты общественной жизни, человеческие судьбы.

На реставрацию в одну из мастерских была передана картина Питера Боля «Цветы». И художник и его произведения были достаточно известны. Заинтересовала искусствоведов-реставраторов только надпись, сделанная на обратной стороне картины: «Из собрания Е. Д. Тюрина». С этой простой фразы и начались поиски. Может быть, не были бы они старательными и долгими, если бы неожиданно не попалось изыскателю в архиве «Объяснение о цели составления мной коллекции оригинальных картин и средствах основания из оной публичной картинной галереи в Москве без затраты казенных сумм». Документ этот был датирован 12 августа 1853 года и подписан архитектором Московской дворцовой конторы Евграфом Дмитриевичем Тюриным. Находка эта резко меняла дело. Речь теперь шла не о том, чтобы, установить личность собирателя, а о том, чтобы восстановить обстоятельства создания публичного музея в николаевской России.

Шаг за шагом продвигались вперед художники, для которых отреставрированная картина Боля явилась не окончанием сложной работы, а началом трудных поисков. Многое им удалось узнать и о самом собирателе и о его начинании.

В 1920 году хранитель музея старой Москвы П. Н. Миллер случайно приобрел рукопись под названием «Подлинные документы по картинной галерее коллежского советника Е. Д. Тюрина». Нигде в литературе имя Тюрина не встречалось, хотя, это становится ясным из рукописи, его собрание было довольно известно — его осматривали сотни людей, — оно насчитывало более четырехсот произведений западных мастеров разных школ и эпох.

С конца сороковых годов Тюрин завел обычай, чтобы все, кто побывал в его галерее, доступной для всех желающих, расписывались на особых листах. В записи профессора В. Шебуева приводится отзыв Карла Брюллова: «Эта коллекция достойна быть открыта публично для образования художников».

Е. Д. Тюрин составляет особое Положение о публичной картинной галерее, которое, к сожалению, найти пока не удалось. Он обращается к губернатору Москвы графу А. А. Закревскому с объяснением своих целей, но напрасно… Между тем об этом можно судить по различным документам, найденным в архивах, общественное мнение полностью на стороне собирателя. Братья Хлудовы и Поповы обещают пожертвовать оригинальные картины при открытии галереи. А. И. Кубарев обещает принести в дар две картины Тропинина. Среди членов — учредителей публичной галереи — Александр Брюллов. 6 сентября 1856 года Тюрин снова «беспокоит власти своим прожектом». Он обращается к самому царю. Но напрасно он пишет, что Николай I «явил неслыханное покровительство изящным искусствам»: 7 января министр двора уведомляет его, что император не согласился «на отвод особого помещения по неимению свободных комнат в зданиях, подведомственных Московской дворцовой конторе».

Так благодаря поискам художников-реставраторов, заинтересовавшихся надписью на обратной стороне картины, стали известны печальные обстоятельства, связанные с попыткой создания одной из первых публичных каминных галерей в нашей стране. Поиски эти продолжаются: пока ничего не известно о самом собрании Е. Д. Тюрина, о судьбе входивших в него картин. Поступившая на реставрацию картина Питера Боля пока единственная из тех, которые, безусловно, можно отнести к этой замечательной коллекции. А ведь, по свидетельствам современников, в ней были полотна Корреджо и Риберы, картины Вувермана, Тенйрса и Дюрера, «Страшный суд» Адама Эльсгеймера, «Мадонна» дель Сарто. Тюрин писал помощнику директора 2-го отделения Эрмитажа, что у него хранится «Милосердие» Ван-Дейка: «Точно такая же есть в Эрмитаже. Знатоки утверждают, что моя картина лучше эрмитажной».