Искатель. 1968. Выпуск №3
Шрифт:
Там стояли клетки со львами и слоном и в беспорядке громоздились артистические атрибуты.
По узенькой грязноватой лестнице Вец привел Гаджи в свою комнатушку.
— Можешь садиться. — Вец тщательно запер дверь и опустил одеяло, которое служило занавеской.
— Как добрался? — он хлопнул Гаджи по плечу. — Спирта хочешь?
Гаджи пожал плечами. Пить ему не хотелось, но отказываться было, наверное, неразумно.
— Налей.
Вец достал бутылку и миску с зелеными, сморщенными помидорами.
— Разводишь?
— Как
Они выпили по полстакана. Гаджи морщился.
— Непьющий? — спросил Вец. — Это хорошо. В нашем деле пить нельзя. Слушай. Сегодня пойдешь домой. Скажешь: приехал из госпиталя. С товарищем. Фамилия у него — Тихий. Попросишь дядю Аббаса взять его на работу. Ясно? В случае чего умоляй, валяйся в ногах, грози, что умрешь, — делай что хочешь. Парень должен там работать, иначе тебе не жить.
Гаджи, кажется, не реагировал на этот приказ.
— Уснул, что ли? — спросил Вец. — Сейчас не до сна. Встретимся завтра. В то же время. У цирка. Понял?
Гаджи кивнул.
— Задерживаться у меня нельзя. Ступай.
Гаджи ушел.
Вец дождался, когда он свернет за угол, и двинулся следом: мало ли что может взбрести в голову этому посланцу Вильке.
Гаджи дошел до угла Коммунистической. Сто метров отделяло его от дома.
Он остановился. Сколько стоял на месте? Пять секунд, пять минут? Время было сейчас вне его понимания.
Он смотрел на дом, окна которого, как и окна всех других домов вокруг, были забиты фанерой. Уцелело только несколько стекол — по диагоналям их перечеркнули бумажные кресты.
Надо было мчаться через брусчатку, прыгать через ступени, ведущие к подъезду. Но вместо этого Гаджи перевел дух, собрал силы, чтобы казаться спокойным, и, сдерживая шаг, двинулся вперед.
У подъезда его перегнал какой-то мужчина. «Раньше он тут не жил», — подумал Гаджи.
Синяя лампочка горела где-то на последнем или предпоследнем этаже. Но темнота не задержала. Ступеньки, знакомые с детства, повели вверх.
Ему оставался один этаж до своей квартиры — здесь на третьем живет дядя Аббас, — когда кто-то взял его за плечо.
— Зайди сюда, Гаджи.
Он не успел ничего ни понять, ни ответить. Его чуть-чуть подтолкнули, и он оказался в квартире.
— Не сердись, — сказал тот самый человек, который обогнал его у подъезда. — Так надо. Я от Лаврова.
— От какого Лаврова? — Гаджи насторожился. Быть может, этот человек от Веца? Нет, это арест…
Человек тем временем продолжал:
— Сейчас сюда придут. Мы тебя ждем…
Конечно, арест… Он был кристально честен, люди решили, что предатель. Как объяснить все? И кому? Ведь Седого уже нет.
Гаджи прошел в комнату, сел на одинокий стул, стоящий посредине. Закрыл глаза. Ему показалось, что он слышит шаги Тамары над головой. Потом затопал Тофик.
Что-то скрипнуло. Может, там двигали детскую кроватку?
Монотонно тикали часы.
Он встрепенулся, когда почувствовал, что кто-то совсем тихо вошел в комнату. На пороге стоял майор.
— Так вот ты какой… Ну, здравствуй, — Лавров шагнул к Гаджи, собираясь обнять его. Тот отпрянул.
Он был в смятении. Он боялся. Он ничего не понимал.
— Я все о тебе знаю, Гаджи. От Гордеева и Ненарокова, от Тамары и дяди Аббаса. От Седого.
Комиссар! Он и мертвый оберегал его.
Спазмы душили Гаджи. Как мог, он боролся с ними. Сейчас нельзя было казаться слабым, а избавиться от этих проклятых спазм он не мог.
Пауза была долгой.
— Я хочу домой, — не глядя на Лаврова, неожиданно сказал Гаджи.
— Должен тебя огорчить. Твои — в эвакуации. Мы постараемся вызвать сюда Тамару. Постараемся. Конечно, если Вец задержит тебя здесь. Останешься в городе — зайдешь домой. В нотной тетрадке на третьей странице подчеркнешь вторую строку. Тетрадь положишь в передней. Сам связи не ищи.
— Вец требует, чтобы я кого-то устроил работать к дяде Аббасу.
— Ну, раз требует… Ты понял, как важно нам знать его людей? Один уже идет в руки… Пойми, как важно это, солдат…
— …тихой войны, — продолжил Гаджи.
— В нашем деле с саблей наголо скакать не приходится.
Лавров оторвал край газеты, будто собирался свернуть самокрутку. Протянул листок Гаджи.
— Запиши телефон. 2-14. Отдашь Вецу. Скажешь, что дядя Аббас обещал. Трудно к ним устроиться, но обещал. Велел звонить утром. Из проходной…
На лестничной площадке свет теперь не горел. Гаджи на мгновение задержался. Потом ринулся вниз, перескакивая через ступеньки. На последнем этаже открылась дверь.
Молодой человек, стоявший там, сказал возникшему в дверном проеме женскому силуэту:
— Сейчас свет чинят, стремянку несут. Подождите минутку.
На лестнице опять стало темно.
— Ступай, — сказал Вец своему спутнику. — Я подожду в садике.
Он направился в сквер, а тот свернул за угол и оказался на площади. Ее перегородил длиннющий забор. За ним возвышались промышленные корпуса и колонны технологических установок. Около заводских ворот выделялся своей новизной маленький домик — проходная в бюро пропусков.
В обитой дерматином кабине, в бюро пропусков, Тихий говорил:
— Аббас Керимович? Я и есть друг Гаджи.
Трубка спросила:
— А почему хочешь именно к нам?
— До войны на химический поступал.
— А… — сказала трубка. — Тогда понятно.
— Только бы не в цех — в лабораторию. После госпиталя в цехе тяжело.
— Ты пойди в отдел кадров. Работу найдут не тяжелую. Но в лабораторию пока люди не нужны. Ты работай хорошо, учись. Меня не подводи. Будет возможность, переведу в лабораторию.