Искатель. 1968. Выпуск №6
Шрифт:
В одном из рундуков он нашел английскую булавку, согнул из нее крючок и, распустив сигнальный фал [8] на нити, смастерил удочку. Для насадки решил использовать обгрызенные крысой остатки чавычи.
Днем, когда море окончательно успокоилось, он сел на борт и закинул леску в воду.
Раньше они с боцманом часто ловили рыбу, и было ее всегда очень много. Эх, где-то он сейчас, боцман Евсеич? Егор почувствовал, как защипало глаза,
8
Ф а л — тонкий трос, служащий для подъема сигналов.
…Когда от рыбы осталась одна голова, Егор увидел, как из кают-компании выбежала крыса и, сев на хвост, уставилась на мальчика. Он бросил ей рыбий скелет, и она тотчас утащила его куда-то внутрь корабля.
— «Наездник» подходит. — Боцман открыл дверь командирской каюты. — Сейчас Егор прибежит. Ох задам я ему!
— Передайте, пусть Булычев явится ко мне, — командир хитро подмигнул, — поход походом, а дисциплина должна быть, а то болтался где-то две недели, а я, признаться, соскучился по его бесконечным вопросам.
— Сейчас скажу сигнальщику. Отчитаем чертенка для порядка, — добродушно проворчал боцман, — здесь без него словно пустота какая, а ему, паршивцу, наверное, хоть бы хны.
Спустя полчаса в каюту командира постучали.
— Разрешите войти, товарищ командир? — На пороге стоял здоровенный краснощекий моряк.
— Входите.
— Матрос Булычев прибыл по вашему приказанию.
— Я вас не звал. Впрочем, как, вы сказали, ваша фамилия?
— Булычев, — матрос улыбнулся, — не знаю почему, но мной еще в Кроноцком кто-то из ваших интересовался. Фамилия-то знаменитая.
— Погодите, погодите, — командир встал, — ничего не понимаю. Вы говорите, что Булычев — это вы?
— Ну конечно, я, а кто же еще? — удивился моряк.
— А у вас на спасателе мальчика-юнги не было, тоже по фамилии Булычев? Беленький, такой круглолицый?
— Нет, у нас только свои, чужих никого. А юнг вообще нет.
— Что за чертовщина такая! И вы никого с «Лейтенанта Шмидта» не снимали?
— Снимали, но среди них юнг не было.
Из Авачинской губы, оставляя за собой пенистый бурун, на полном ходу летел торпедный катер. Не отрывая бинокля от глаз, на мостике рядом с командиром стоял боцман…
Вдали серым силуэтом показался сиротливо сидящий на мели «Лейтенант Шмидт»…
— Все обошел, можно сказать, на брюхе оползал, нигде нет. — Боцман снял шапку, вытер вспотевшее лицо и опустился на бухту троса. — Но был он здесь, точно был. Бескозырка на палубе. Ума не приложу, где малец. Куда мог деться, неужто погиб, а? Ведь больше двух недель. И шторм был. Как же это я, старый дурак, недоглядел?
— Не паникуйте, боцман, давайте еще раз осмотрим. — Командир прыгнул на борт и пошел на мостик. — Если не найдем, сообщим на берег и летчикам.
Проверили все помещения, обшарили отпорными крюками затопленные отсеки, но поиски ни к чему не привели: Булычев исчез…
Уже
Егор встал и, еле передвигая ноги, пошел на затопленную почти до самой палубы корму. Море тихо перекатывалось по деревянному настилу. Вся поверхность залива была на редкость спокойной и гладкой, лишь мелкая рябь от слабого ветерка изредка пробегала и уходила к подернутому голубой дымкой берегу. Юнга приложил ладонь к глазам и посмотрел туда, где у кромки воды расходились белопенные гребни прибоя. Да, до берега не меньше одной-двух миль. О том, чтобы достичь суши вплавь, нечего было и думать. Даже в разгар лета вода здесь холодна, как в горных реках. А если… Егор еще полностью не осознал своего решения, но почувствовал, как его бросило в жар от мелькнувшей в голове мысли. И как это не догадался сразу? Вероятно, все его думы были направлены на то, что вот-вот за ним придут, и он даже не искал выхода, а просто сидел и терпеливо ждал. А теперь? Ну конечно, надо попытаться переплыть залив на чем-нибудь, ну хотя бы попробовать смастерить плот.
Юнга бросился искать все, что могло плавать. Через некоторое время он притащил на корму два небольших бочонка, жестяной бидон из-под краски, деревянный щит, которым боцман закрывал кормовой люк, а также спасательный круг и пробковый матрац.
Егор знал еще, что на корабле есть большие аварийные брусья — ими пользуются при заделке пробоин.
Юнга спустился в котельное отделение. Так и есть, вдоль бортов лежали покрашенные суриком деревянные бруски. Он попытался было вытащить один из них, но скоро убедился, что это не для его слабых сил. Несколько раз, прилагая отчаянные усилия, чуть не плача, он дергал их, пробовал вытащить из гнезд, но ничего не получалось. Тогда Егор вернулся в форпик и среди разного хлама отыскал пилу-ножовку.
К вечеру распиленные на четыре части бруски были уже на корме. Окончательно обессилев, Егор поплелся в кают-компанию и свалился на диван…
Перед тем как совсем проснуться, Егору пригрезилось, что он пилит брус, а вместе с ним пила вонзается в его ногу и ржавые зубья рвут кожу и мышцы. Он закричал и, дернувшись всем телом, сел.
Правая штанина была в нескольких местах разорвана, нога горела, точно ее ошпарили кипятком. Немного поодаль на диване сидела крыса и лапками размазывала по морде кровь.
— Пошла вон, гадина! — юнга отпрянул к стене, ища что-нибудь, чтобы бросить в крысу. — Убирайся прочь! — Под руку ему попалась пустая банка. — Получай, дрянь! — Егор, размахнувшись, бросил жестянку. С противным писком крыса юркнула в коридор.
Шатаясь, Егор прошел на корму. Снял ботинок и морской водой промыл рваную рану на ноге. Затем принес из форпика трос и начал связывать им раму из брусьев. В центр он поместил бочки, бидон и сверху прикрыл дощатым щитом. Через несколько часов кропотливой работы плот был готов и качался, как поплавок, у кормы. Егор несколько раз становился на него, даже пытался прыгать. Плот выдерживал. «Ну вот и все», — подумал юнга и, взяв заранее оторванную от щита доску, оттолкнулся от борта и стал грести к берегу. Он знал, что если хотя бы немного заштормит, то он наверняка погибнет. Но выхода не было.