Искатель. 1974. Выпуск №3
Шрифт:
4
Сашка по прозвищу Лисий Хвост постучал по кабине, и машина остановилась. Лазарев и Попов спрыгнули на разбитую вдрызг дорогу как раз на половинке, на середине пути от Алмазного до Славного.
Пасмурная, промозглая ночь сгустилась перед рассветом. Редколесье, расступившееся на мари, выглядело черной стеной.
— Точно, это та самая болотина? — передернув плечами от холода, спросил Трошка, чуток вздремнувший в кузове.
— А как же! — звонко отозвался
— Не… — буркнул Трошка и полез доставать из машины рюкзак и ружье в чехле. — Ты ничего не забыл?
— Чего мне забывать? Все на мне. А лиственниц и я не вижу…
— Может, не та марь?
Хлопнула дверца кабины, и к ним подошел шофер, прокашлялся, погремел спичечным коробком, прикурил. От крошечного желтого огонька тьма сделалась еще неприглядней.
— Чего забрались в такую глушь? — спросил шофер. — Места знаете?
— Все места одинаковые, — фыркнул Сашка.
— Тогда чего? — шофер закашлялся, сплюнул и затянулся так сильно, что стал виден хитрый прищур его глаз.
— Места, где водятся глухари, все одинаковы, — наставительно сказал Сашка.
— Хитер ты, Лисий Хвост… — Мотор дал сбой, чихнул, и шофер не договорил фразы, замер, прислушался.
— Ты поезжай, — сказал Сашка, — а то начадишь тут, вся дичь разбежится.
— От вас самих соляркой до полюса воняет, — добродушно отозвался шофер. — Но местечко я это запомню. А вас я, значит, захвачу послезавтра либо у парома, либо тут. Ночью я буду, часа в три.
Снова хлопнула дверца, взыграл мотор, и борт с яркими стоп-сигналами поплыл от них. Малиновые огоньки дергались и вихлялись, словно хотели разбежаться. То один, то другой пропадал в дорожных буераках, но тотчас выныривал. И опять искорки принимались мотаться друг подле друга, пока не скрылись за дальним увалом на просеке.
Охотники еще постояли. Потом слабое предрассветное дуновение отнесло от них солярный чад, и они оба, не сговариваясь, глубоко вдохнули густой таежный воздух, тяжеловатый от обилия влаги.
Резко выдохнув, Трошка снова вздохнул, но теперь уже не торопясь, принюхиваясь:
— Не болотом — рекой пахнет. Точно, та марь.
— А как же, я ж в оконце на спидометр посмотрел.
— Хитер.
— Как Лисий Хвост, — с готовностью подхватил Сашка и вдруг расхохотался во всю мочь. Но звуки его голоса словно придавила темнота и сырость.
— Вздрюченный ты последнее время. Вечером слова нельзя было добиться, а тут лешачишь.
— Эхо здесь заливистое.
— То — ясными вечерами в речной долине. Там берега скалистые. Пошли?
Сашка не ответил. После приступа веселья он помрачнел, точно раскаивался в какой-то ошибке.
— Пошли? — снова спросил Трофим.
— Погоди. Вот там на взгорке стоп-сигналы покажутся…
—
— Покажутся? А? Там взгорок должен быть, перед обрывом. Увидим, как думаешь? Должны увидеть.
— Загадал чего?
— Да… — тихо отозвался Сашка.
— Чудак ты.
— Я, может, про охоту.
— Да полно там глухарей. Гадать нечего, — Трофима раздражала нервозность друга.
— Видишь — огоньки? — воскликнул Сашка. — Я говорил, что обязательно покажутся на косогоре.
Лазарев в ответ только плечами пожал. В темноте Сашка этого, конечно, не приметил и зачавкал сапогами в сторону мари. Трошка за ним. Они продвигались по опушке меж редкими лиственницами, которые можно было разглядеть, едва не ткнувшись носом в ветви. Сашка, однако, угадывал их почему-то раньше. Вскоре Трофим различил в глубине продолговатой мари блеклое пятно тумана, которое будто светилось.
Шли они долго, то и дело проваливаясь в болотную жижу выше щиколотки.
Рассвело без зари. Просто сделалось светлее окрест. Засияли гирлянды росинок-линз, повисших на поблеклой хвое.
Сашка, шедший впереди, старательно обивал капли стволом ружья, а потом обернулся и, ощерившись в немой улыбке, сказал:
— Ишь, сколько брильянтов.
Обнаженное пространство болотистой кочковатой мари, седой от росы, постепенно сужалось. Впереди поднялась темная иззубренная стенка еловых вершин. Деревья росли за взгорком, и распадке, взрезь наполненном туманом.
Долина выглядела серым волокнистым морем, и когда они опускались в нее, то вроде бы погружались в немотную хлябь, скрадывавшую даже звуки шагов. Подошвы сдирали на спуске мох с камней, и приходилось быть очень осторожным, чтобы не поскользнуться и не покатиться по скалистому разъему.
Однако не прошли парни и половины спуска, как туман сделался особенно густ, так, что головки сапог едва различались, и вдруг пелена оборвалась. Открылась долина, совсем не похожая на лесотундровую марь. Строгие пирамиды елей уступами спускались к темной реке, и среди их густой зелени кое-где пестрели цветастые осенние осины. Туман тем временем поднялся выше, и его будто не хватило, чтоб затянуть все высокое небо. Он стал расползаться, рваться лохмотьями, открывая мягкую голубизну.
Еще не выйдя толком из тумана, Сашка вскинул ружье и выстрелил. Из шатра разлапистой ели, шумно ударяясь о ветви, выпала копалуха. Была она ярко-ржавая, с черными и белыми поперечными полосами на перьях крыльев и хвоста. Лишь коснувшись земли, глухариха величиною с добрую индюшку распласталась, растопорщив крылья, и сделалась совсем огромной.
— А как же! — воскликнул Сашка и ударил из второго ствола. — Лежи! От деток не уводи!
Сорвав с плеча чехол с ружьем, Трошка помедлил.