Искатель. 1974. Выпуск №6
Шрифт:
— Мог случайно, сгоряча, в драке, — пояснил Чиквани.
— Он признался?
— Нет.
— Тогда он не убивал.
— Ты не ответил на вопрос, — вздохнул следователь Чиквани, — когда в последний раз видел Давида?
— Давно видел, еще зимой.
— Ты его хорошо знал, Давида?
— Знал. Раньше он у меня часто бывал.
— Что он тут делал?
— Смотрел, как я строю дом. Его интересовали малоизвестные, заброшенные тропы, которыми редко пользуются. Я много ходил, знаю тропы, о которых молодежь и не слышала.
— Зачем ему нужны были
— Я не спрашивал. Интересуется человек, я рассказывал.
— Давно у него появился такой интерес?
— Года три назад.
— Он один бывал у тебя или с кем-то?
— Обычно один. Раза два приходил с ним Григол Сулава, — Гурам повернулся к Васо, — инструктор из нашего лагеря.
— Он тоже интересовался перевалами? — спросил следователь Чиквани.
— Расспрашивал Давид, Сулава только слушал.
— С интересом?
— Да, хотя он и не задавал вопросов, но слушал внимательно.
— Вы ничего не хотите спросить? — обратился следователь Чиквани к Андрею Аверьяновичу.
— Хотел бы, — отозвался Андрей Аверьянович. — Скажите, Гурам, а вы сами не задумывались, почему Давид интересовался старыми тропами через перевалы?
— Летом у нас много «диких» туристов — одиночки и группы, некоторые нанимали проводников, а Давид любил деньги.
— Алмацкира Годиа вы тоже знали?
— Да, я всех тут знаю.
— И полагаете, что он не мог убить товарища, даже случайно?
— Если бы Алик убил, он пришел бы и сказал: «Я убил». Он тоже бывал здесь, еще совсем мальчишкой, играл с моей племянницей, и, когда я смотрел на него, мне хотелось, чтобы у меня был такой сын. — Гурам бросил взгляд на следователя Чиквани и сказал, грустно покачав головой: — Я вижу, о чем ты сейчас думаешь, Зураб. Ты думаешь, что мои слова — это только слова, которые никак не доказывают невиновность Алика. Но я ничего другого не могу сказать, я только могу повторить: ты на ложном пути, Алика вы арестовали напрасно.
День уже клонился к закату, когда гости стали прощаться с Гурамом. Андрей Аверьянович крепко пожал ему руку. И виделись-то всего несколько часов, а он расставался с этим человеком как с давним другом, чувствуя печаль в сердце.
Ночевать решили в альпинистском лагере.
— Через два часа будем на месте, — заявил Васо. — Обещаю горячий душ, вкусный ужин и атмосферу молодости, которая царит в нашем лагере.
Следователь Чиквани заколебался, но Васо стал доказывать, что ему тоже следует поехать в лагерь.
— Во-первых, — Васо поднял руку и загнул мизинец, — как я понимаю, тебе уже хочется побеседовать с инструктором Сулавой, во-вторых, — он загнул безымянный, — завтра обязательно будет от нас машина в районный центр, и тебя доставят к месту службы, в-третьих…
— Уговорил, — Зураб Чиквани загнул все остальные пальцы на руке Васо, — еду с вами.
Забрались в машину, Фидо нажал на стартер, но мотор не завелся: фыркнул, чихнул и умолк. После того как он проделал это несколько раз, Фидо вылез, открыл капот и принялся копаться во внутренностях «газика».
Андрей Аверьянович тоже вышел из кабины, постоял, глядя, как Фидо и Гурам, который, конечно же, пришел на помощь, вынимают какую-то деталь, и пошел по дороге.
Из головы Андрея Аверьяновича не выходил Гурам. От него мысль потянулась к Алику, вспомнилось то ощущение легкого раздражения, с каким ушел от своего подзащитного: что-то в нем настораживало, тревожило. И вот сейчас Андрей Аверьянович, кажется, знал, где лежала разгадка. Васо, помнится, говорил, что Алик напоминал характером Мишу Хергиани, но этого человека Андрей Аверьянович не знал, а Гурама он теперь знал и через Гурама иначе увидел и, кажется, понял Алика. Нет, не подозрительно затянувшаяся инфантильность, а истинная открытость души свойственна Алмацкиру Годиа. Качество, не так часто в людях встречающееся. Андрей Аверьянович спросил себя: «Почему же я не поверил в эту открытость у Алика, но увидел и понял у Гурама?» И с горечью признался себе в том, что не сумел тогда отрешиться от предвзятости. Наверное, насторожил следователь, настойчиво рекомендовавший Алмацкира юношей благородным. Противясь этой навязчивой рекомендации, он перегнул палку, Может быть, и так. При желании человек любой свой поступок, любое движение души может объяснить и оправдать…
Размышления эти не доставили Андрею Аверьяновичу радости, но он не позволил себе от них отмахнуться. Позади послышался шум мотора. «Починили, — решил Андрей Аверьянович, — пора возвращаться». И пошел назад, но не той дорогой, какой пришел сюда, а тропкой, огибавшей церквушку с другой стороны.
Проходя мимо звонницы, вынесенной к воротам невысокой ограды, Андрей Аверьянович поднял глаза и увидел человека, стоявшего на каменной скамье. Он смотрел в ту сторону, где урчал на малых оборотах мотор «газика». На голове у него была серая сванская шапочка.
Заслышав шаги, человек обернулся, и Андрей Аверьянович узнал Левана Чихладзе.
Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Чихладзе спрыгнул со скамьи и не спеша пошел к церкви, оглянулся и скрылся за углом. Андрей Аверьянович бросился за ним, обогнул церквушку и остановился. Чихладзе нигде не было видно.
Садясь в машину, Андрей Аверьянович сказал следователю Чиквани:
— Здесь Леван Чихладзе. С интересом наблюдал за вами, пока Фидо чинил мотор.
— Где вы его видели? — спросил следователь.
— Стоял на каменной скамье в церковной ограде. Увидел меня и скрылся.
— Чихладзе? — спросил Фидо. — Парень из Зугдиди?
— Тот самый, — ответил следователь.
— Он пристально наблюдал за нами там, в селении, где мы беседовали со свидетельницей Цеури Шуквани, — сказал Андрей Аверьянович. — Он ездил за ней вместе с шофером, и я не могу отделаться от мысли, что именно этот Чихладзе настроил свидетельницу так, что она не стала давать показания.