Искатель. 1978. Выпуск №5
Шрифт:
Взволнованный Торранс, казалось, не знал с чего начать.
— Я звоню по поводу Жанвье…
Странная реакция, Мегрэ машинально спросил ворчливым голосом:
— А что ему надо, Жанвье?
— Его только что отвезли в больницу Кошен. Кто-то всадил ему пулю в грудь…
— Что ты говоришь?
— Думаю, что он сейчас на операционном столе.
— Откуда ты звонишь?
— С набережной Орфевр. Кто-то должен же быть здесь. Я сделал все необходимое на улице Ломон. Люка поехал в больницу. Я позвонил мадам Жанвье, и она, вероятно, уже там.
— Еду немедленно туда.
Он хотел уже повесить трубку и одной рукой стал натягивать подтяжки, как вдруг догадался спросить:
— Это Паулюс?
— Неизвестно. Жанвье был на улице один. Он заступил в семь часов вечера, а малыш Лапуэнт должен был сменить его в семь утра.
— Ты послал людей в этот дом?
— Они и сейчас там. Меня держат в курсе дела по телефону. Пока ничего не удалось обнаружить.
Только на бульваре Вольтера Мегрэ удалось поймать такси. Улица Сен-Жак была почти пустынна, лишь в нескольких бистро горел свет. Он вошел под арку больницы Кошен, и на него сразу пахнуло специфическим запахом всех больниц, в которых ему приходилось бывать.
Зачем создают такую мрачную, такую унылую атмосферу для больных, раненых, людей, которых собираются вернуть к жизни и тех, которым уже не суждено жить? Зачем этот скупой и одновременно чересчур резкий свет, который встречаешь только здесь, да еще в некоторых административных помещениях? И почему от самых дверей тебя встречают так неприветливо?
От него чуть было не потребовали удостоверения личности. Дежурный врач оказался совсем мальчишкой и из озорства заломил свою белую шапочку набекрень.
— Корпус Ц. Вас туда проводят.
Мегрэ сгорал от нетерпения, злился на всех: даже медицинская сестра, которая вела его к больному, раздражала его тем, что у нее завиты волосы и накрашены губы.
Плохо освещенные дворы, лестницы, длинный коридор, в глубине которого три силуэта. Путь до них показался ему бесконечным, а паркет более скользким, чем где бы то ни было.
Люка сделал несколько шагов навстречу Мегрэ, не глядя ему в глаза, с видом побитой собаки.
— Врачи надеются, что он выкарабкается, — сказал Люка почти шепотом. — Вот уже сорок минут, как он в операционной.
Мадам Жанвье, с покрасневшими глазами, в небрежно надетой шляпке, посмотрела на него умоляющими глазами, словно от комиссара что-то зависело, и вдруг разрыдалась, закрыв лицо платком.
Мегрэ не знал третьего человека с длинными усами, который скромно держался в сторонке.
— Это их сосед, — объяснил Люка. — Мадам Жанвье не могла оставить детей одних. Она попросила соседку приглядеть за ними, а муж соседки предложил пойти вместе с ней в больницу.
Человек, услышав эти слова, поклонился и улыбнулся Люка в знак благодарности за объяснение.
— Что говорит хирург?
Они стояли и тихо переговаривались у дверей операционной. На другом конце коридора, как муравьи, сновали взад и вперед медицинские сестры, держа что-то в руках.
— Пуля не задела сердце, но попала в правое легкое.
— Жанвье что-нибудь сказал?
— Нет, он был без сознания.
— Вы думаете, мсье комиссар, они его спасут? — спросила мадам Жанвье, она была уже заметно беременная, с желтыми пятнами под глазами.
— Нет оснований опасаться.
— Вот видите, не зря я всегда плохо спала, когда он уходил на ночное дежурство.
Они жили в пригороде Парижа, в коттедже, построенном Жанвье три года назад из-за детей, которых трудно было воспитывать в городской квартире. Он очень гордился своим садом.
Обмениваясь обрывками каких-то незначительных фраз, они тревожно поглядывали на дверь операционной, которая все не открывалась. Мегрэ вытащил из кармана трубку, потом засунул обратно, вспомнив, что курить здесь запрещено.
В присутствии мадам Жанвье он не стал подробно расспрашивать у Люка о происшествии. Кроме Люка, который был его правой рукой, Мегрэ больше всех инспекторов любил Жанвье. Он пришел к нему работать совсем юным, как теперь вот Лапуэнт, и Мегрэ до сих пор иногда называл его «малыш Жанвье».
Наконец дверь отворилась, но вышла только рыжая санитарка и, не глядя на них, торопливо направилась к другой двери, потом пошла обратно, держа что-то в руках — они не могли разглядеть, что именно. Им не удалось остановить ее, спросить, как идет операция. Все четверо посмотрели ей в лицо, но, к своему разочарованию, прочли на нем только профессиональную озабоченность.
— Если все кончится плохо, я этого не переживу, — сказала мадам Жанвье, которая, несмотря на поставленный ей стул, продолжала стоять, дрожа, боясь потерять секунду, когда на конец откроется дверь.
Раздался шум, обе створки дверей операционной распахнулись, и показалась тележка. Мегрэ схватил мадам Жанвье под руку, чтобы помешать ей броситься вперед. На мгновение он испугался: ему показалось, что лицо Жанвье закрыто простыней. Но когда тележка поравнялась с ними, он понял, что их опасения напрасны.
— Альбер!.. — вскрикнула жена Жанвье, сдерживая рыдания.
— Тихо… — предупредил хирург, проходя мимо них и снимая на ходу резиновые перчатки.
Глаза у Жанвье были открыты, и он, видимо, узнал их. На губах его показалась слабая улыбка.
Больного увезли в одну из палат. За ним следом пошла жена, Люка и сосед, а комиссар задержался у окна, чтобы поговорить с врачом.
— Он будет жить?
— Нет оснований опасаться плохого исхода. Выздоровление будет долгим, как обычно после ранения легкого, и придется соблюдать меры предосторожности, но практически опасность миновала.
— Вы извлекли пулю?
Хирург на минуту вернулся в операционную и вышел оттуда, держа в руках окровавленную марлю, в которую был завернут кусок свинца.