Искатель. 1983. Выпуск №4
Шрифт:
— Наши предки с помощью космонавтики прорубили в Пространство окно, и мы всегда считали это великим достижением…
— Окно они прорубили для нужд космической миссии человечества, — напомнил Копаев. Снял с поручня трапа забытые кем-то солнцезащитные очки. — А вовсе не для того, чтобы всякие там опасные неожиданности Внеземелья заползали через это окно в наши земные дома.
Андрей, не сводя глаз с лица Аверьяна, облокотился на поручень, спросил:
— Тебе непременно надо меня пугать?
— Моя задана скромнее: дать прочувствовать обстановку. — Аверьян протяжно вздохнул. Подышал на стекла очков.
— Не вздыхай. Не я затеял беседу.
— Думаю, мы не в силах притормозить маховик внеземной экономики. — Копаев надел очки, и Андрей увидел свое отражение в темных стеклах. — Я уж не трогаю другие маховики нашей сверхрасторопной цивилизации. На данном этапе.
— На данном… Как будет дальше?
— Андрей, в последнее десятилетие Внеземелье очень жестко дало нам понять: шутки в сторону. Есть основания для серьезного беспокойства за сохранность природной сущности человека вообще. Что и как будет дальше, никто не знает.
— Тебя послушать… Земля оскудела умами.
— Однажды мне довелось побывать на ученом совете института генетики, — вяло, словно бы нехотя проговорил Копаев — Был любопытный доклад. Двое иммуногенетнков выразили сомнение, что человечество поступает осмотрительно, расширяя колонизацию Меркурия и Венеры. Особенно Меркурия…
Андрей уставился на собеседника.
— В чем смысл опасений?
— Насколько я понял, Солнышко наше — это такая штука, возле которой нам, человекам, следует держаться никак не ближе радиуса земной орбиты, — пояснил Аверьян. — Во избежание.
— Мутаций?
— Да. Воздействие всякого рода изученных и неизученных излучений… Дескать, темпы меркурианских мутаций на порядок выше земных. Дескать, на поколениях потомков это скажется неминуемо. Но я о другом. На ученом совете нашлись и такие, кто пытался освистать доклад. Понимаешь?
— А если докладчики перегнули палку?
— Встречный вопрос: а если нет?
— Тогда — третейский суд.
Анерьян покивал:
— То есть третья группа умов должна рассудить спор двух первых. Так и делаем. Земля не оскудела умами… По любому вопросу безопасности Ближнего Внеземелья создаем ученые советы, комиссии, подкомиссии, комитеты, агентства. Трудно даже сказать, сколько их работает под эгидой МУКБОПа. Международных и региональных. Специальных, функциональных, экспертных, координационных. Всяких. Нагромождаем друг на друга этажи умов, ярусы авторитетов… Вдобавок теперь нас прижимают к стене «сюрпризы» Дальнего Внеземелья. Как быть? Уповать на неисчерпаемость интеллектуальных ресурсов родимой планеты?
— Значит, так обстоят дела… — пробормотал Андрей.
— Да, — сказал Аверьян. — Лавина. Теперь основная наша забота — сохранить природную сущность людей вообще. Средств, правда, у нас для этого маловато… И знаний.
— Сдается мне, чем больше мы приобретаем знаний о Внеземелье, тем подозрительнее к нему относимся. Кто-то из древних сказал: «Во всякой мудрости есть много печали, ибо знания умножают скорбь». Не предугаданы ли в бородатом афоризме наши теперешние затруднения с Внеземельем?
— Мы уклонились от предмета нашего разговора.
— Неужели?
Аедрей быстро взглянул на него. Лицо Аверьяна было по-прежнему сумрачным. В темных стеклах очков отражался пальмовый частокол иллюзорной лагуны. Андрей пояснил:
— Я имею в виду «Анарду» и Мефа Аганна.
— Ты полагал, я толкую о чем-то другом?
— Хочешь сказать…
— Да. Аганн — одни из самых тревожных «сюрпризов» Дальнего Внеземелья.
Андрей выпрямился. Погладил рифленый отпечаток поручня на локте, проговорил:
— Не зря, значит, мне показалось, что ты его ненавидишь.
Пальмовый частокол в стеклах очков Аверьяна мгновенно сменился отражением головы собеседника.
— Тебе показалось. Разве можно ненавидеть стену, о которую треснулся лбом в темноте?
Андрей смолчал.
— Я понимаю, Аганн произвел на тебя приятное впечатление. И превосходно. Там, на «Анарде», ты должен будешь постоянно поддерживать огонек «приятного впечатления».
— Мне это будет нетрудно.
— Ошибаешься, — тихо сказал Аверьян. — Именно в этом сложность твоей миссии.
— Ничего не понимаю, — признался Андрей.
— Аганн каким-то непостижимым образом физически ощущает малейшую к себе неприязнь. Вот потому-то тебя… вместо меня.
— Да? А у тебя что…
Копаев понял вопрос с полуслова:
— А я никогда приятно с ним не беседовал. Я его и в глаза не видел. Как полагают наши психологи, имитировать положительные эмоции мне не удастся. Полагают, тебе будет легче.
— Верно. Я не испытываю к Аганну ни малейшей неприязни. И не думаю, чтобы там…
— Поводы будут, — загадочно пообещал Копаев. — Кстати, о чем вы беседовали с ним в гостинице «Вега»?
— Я уже говорил. На профессиональные темы. Вспоминали, конечно, свою альма-матер. Меф тоже учился в иркутском вузе.
— Аганн упоминал о рейдере «Лунная радуга»?
— «Лунная радуга»?.. Нет. Это имеет значение?
— В беседе на профессиональные темы с первым пилотом «Байкала» бывший первый пилот «Лунной радуги» ни словом не обмолвился о рейдере, на котором летал многие годы. А ведь было здесь о чем поговорить. Один только рейд к Урану чего стоил.
— Нет, о системе Урана он не упоминал.
— Профессиональная беседа Аганна с тобой была на редкость содержательной. — Аверьян снял очки, нацепил их на поручень. — Что-нибудь вообще ты помнишь про оберонскую эпопею десятилетней давности?
Андрей отвернулся и стал смотреть на блестящую воду лагуны. В тот год он летал пилотом-стажером — марсианская линия, танкер «Айгуль». Экипаж был печально заинтригован таинственным исчезновением «Леопарда». Обсуждали на вахтах каждое сообщение с борта «Лунной радуги». Весть о гибели начальника рейда Николая Асеева потрясла пилота-стажера…