Искатель. 1986. Выпуск №3
Шрифт:
— Все-таки убийство. Предчувствие не обмануло, — опустила голову, ссутулив плечи.
Я снизу заглянул ей в глаза. В них были растерянность и страх.
— Ты кого-то подозреваешь?
Она отрицательно покачала головой.
— Вот если бы обезьяны могли говорить… Знаешь, я замечала, что они тоже чего-то боятся…
Я уже понял, что она хочет сказать.
— Послушай, Таня, — зашептал я. — Попробую поговорить на языке жестов с Опалом Вдруг что-то прорежется?
У меня оставалась слабая надежда на то, что полиген «Л» все-таки сработает хотя бы в пределах «обезьяньей азбуки». Ведь ученым удавалось обучать и обычных шимпанзе многим жестам, входящим в язык глухонемых. И я добился некоторых успехов в обучении Опала. Непосредственно перед кормежкой я брал руку шимпа и похлопывал его по животу. Через пять-шесть повторений он усвоил этот жест, означающий «хочу есть», и воспроизводил его. Опал усвоил еще жест «давай играть», научился приветствовать меня поднятием руки. Но дальше обучение пошло туго. Я переживал это, как сокрушительную неудачу с полигеном. Только поддержка Виктора Сергеевича спасала меня от полного разочарования.
А затем у коров и овец полиген «Л» стал давать обнадеживающие результаты, и у меня возникла надежда на то, что после некоторого времени он сработает и у шимпанзе. И вот сейчас отчаянная надежда проклюнулась снова. Ведь если бы чудо произошло, то, усвоив язык жестов, Опал мог бы рассказать, что случилось в виварии…
Новым директором неожиданно назначили не Александра Игоревича, как многие предполагали, а Евгения Степановича. Произошло это тихо, буднично. Сообщила мне новость Таня. При этом у нее так вытянулось лицо, что я поспешил опросить:
— Ты огорчена?
— Нет, конечно. С чего бы мне огорчаться? Евгений Степанович — ученик Виктора Сергеевича, член-корреспондент, руководит фундаментальными исследованиями. Все правильно.
Но ее «конечно» сказало мне больше, чем остальные слова.
Вскоре меня вызвали к новому директору. Евгений Степанович был не один. Направо от него восседал замдиректора по админхозчасти Владимир Лукьянович Кулеба, и в этом я увидел плохой знак для себя.
Евгений Степанович попросил меня рассказать, на каком этапе находится проверка эффективности полигена «Л».
— Это у вас листы с формулами? — кивнул Евгений Степанович на рулон в моей руке.
Я раскатал рулон на столе и напомнил ему о предположениях, разработанных еще под руководством Виктора Сергеевича и при участии Александра Игоревича.
— И что же, предположения подтвердились? — спросил директор.
— Большинство. У подопытных овец полиген вызвал и прибавку в весе, и резкое повышение качества шерсти. Можно даже утверждать, что получен новый вид шерсти — необычно влагоустойчивый, даже влагоотталкивающий…
— Об успехах знаю, — прервал меня Евгений Степанович. — Обратите особое внимание на те параметры, где предположения не подтвердились. Возможно, следует изменить какие-то участки основной формулы, ввести дополнительные компоненты. Все ли ее участки экспериментально выверены?
— Конечно. Сначала промоделированы в машине. Этим занимался лично Александр Игоревич…
— Это серьезно, — одобрил директор. — Александр Игоревич — настоящий ученый, правда…
— Правда, мягко выражаясь, большой фантазер, — вставил Владимир Лукьянович, уперев жирный подбородок в воротник.
Я удивленно взглянул на директора: неужели не одернет наглеца? Однако Евгений Степанович пропустил его «вставку» мимо ушей.
— Должен заметить, Борис Петрович, что наши неудачи, в том числе с усилением умственной деятельности у шимпанзе, можно было предугадать. Вам помешал недостаток опыта, что, учитывая вашу молодость, простительно…
Я резко вскинул голову, вот как? Это что-то новое.
— Во-первых, вы не учли консервативности механизмов считывания наследственного кода. («Об этом он писал докторскую диссертацию», вспомнил я и даже попытался отыскать взглядом папку, в которой она хранилась в заветном шкафу.) Во-первых, одно дело математически промоделировать опыт, а другое — осуществить его в живом материале.
— Мы это делали неоднократно, — возразил я.
— Поэтому следует еще раз проверить некоторые компоненты полигена, — словно не слыша моего ответа, произнес он и ткнул коротким толстым пальцем в развернутый лист. — Например, вот этот. Причем я лично попрошу вас попутно испытать, способен ли он исправлять у потомков врожденные дефекты…
— Серповидную анемию.
— Рад, что вы с полуслова поняли всю важность задачи.
— Но это другое направление. Потребуется изменить всю методику.
— Ну что ж, измените. Зато докажете, что не напрасно хлеб едим.
— Евгений Степанович, вы, прекрасно знаете, в каком направлении я вел поиски. Между прочим, с благословения дирекции института…
— Бывшей, — вставил Владимир Лукьянович.
Тон, которым это было сказано, покоробил директора, Владимир Лукьянович заметил неудовольствие шефа и зашел с другой стороны:
— Для ваших экспериментов государство выделяет немалые деньги. Оно вправе ждать практической отдачи.
— Государство — это вы? — уже не в силах сдерживаться, спросил я.
— Владимиру Лукьяновичу не так просто выбивать деньги и аппаратуру, — примирительно проговорил Евгений Степанович. — Нам важны сроки.
— Для первого этапа массовой проверки в совхозе понадобится полгода.
— А денег?
— Четыреста тысяч. Два ТФ-синтезатора стоят триста тысяч. И еще сто тысяч на содержание подопытного стада.
— Ни дать, ни ждать, — скороговоркой произнес Владимир Лукьянович. Я понял: ни столько дать, ни столько ждать они не смогут.
— Сколько сможете? — обратился я к директору, словно его зама в кабинете и вовсе не было.
Полное лицо Евгения Степановича выразило озабоченность, складки у щек углубились.
— Наш разговор повернул не в ту степь, Борис Петрович. Вы можете продолжать свои опыты, но необходимо испытать полиген в первую очередь для выяснения возможностей лечения наследственных заболеваний.
— То есть для того, чем сейчас занимается ваш отдел?
— Эту задачу ставит перед нами академия. Как вам, может быть, известно, наш институт академический.
Я понял, что мои планы рушатся — средства в его руках.