Искатель. 1987. Выпуск №1
Шрифт:
Шатохин несогласно покачал головой.
— Не то. Вряд ли вообще Симакин-младший причастен к торговле книгами. Времени сколько прошло. К Симакину перешло от всей фуксовской библиотеки томов четыреста—четыреста пятьдесят. Едва ли из любви к книгам продавец околпачил уборщицу. Если что-то и уцелело до последнего времени, то крохи.
Раздался звонок по телефону внутренней связи. Кунцев снял трубку. Звонил полковник Пушных. Он вернулся с совещания и обоих приглашал к себе.
Полковник выслушал доклад Шатохина, прочитал справку с фармацевтического
— Уголовное дело не возбудили еще?
— Нет пока, — ответил Шатохин.
— Пора! Будем ставить в известность прокуратуру. Значит, фуксовская библиотека?
Шатохин кивнул.
— Интересно. — Начальник отдела уголовного розыска перевел взгляд на Кунцева. — Ну что же, старший лейтенант, пусть Шатохин прорабатывает свой вариант, не будем мешать. Но на работе у Симакина побывать все-таки нужно.
Лузин при описании вещей в квартире Симакина скрупулезно перенес на бумагу названия всех оставшихся после хозяина книг и имена авторов. Даже тонкие брошюры и журналы счел нужным включить в список. Достаточно было пяти минут, чтобы убедиться: книг, о которых вспоминали муж и жена Рогожины, в квартире не было.
Из этого трудно было сделать какие-то выводы. Симакин мог продать, подарить, обменять их на другие. Последнее особенно вероятно. Он радиолюбитель, постоянно что-либо конструировал, а такие люди склонны к самым неожиданным обменам.
Да, книгами Симакин мог распорядиться как угодно, расстаться с ними вполне добровольно, и все-таки Шатохин склонен был думать: пропажа книг и смерть Симакина — звенья одной цепи. Дядя завладевает книгами, через тридцать лет они выныривают у племянника — случайность. И вполне объяснимая. Но дальше между обнаружившимися вдруг и вновь пропавшими книгами и смертью Симакина-младшего должно лежать то, что переводит набор случайностей в закономерность. Вот только что?
Без толку было глядеть в список вещей и пытаться сделать какие-то неожиданные выводы. На сегодня достаточно, пора отдыхать. Шатохин положил в сейф папку, закрыл сейф. Кинул в карман ключ, потянулся до хруста в костях и пошел из кабинета.
Включенное на программу «Маяк» радио проиграло половину одиннадцатого, когда он оказался дома. Прежде чем отправиться принимать ванну, подошел к телефону. Поколебался: удобно ли звонить сейчас Цишкевичу. Все-таки набрал номер.
— Шатохин, — назвался он. — Извините, что поздно, Михаил Абрамович.
— Пустяки, у нас за полночь ложатся. Узнали что-нибудь о библиотеке?
— Да. Я вам позднее расскажу, не сейчас. А пока подскажите, нет ли где списка этой библиотеки.
— Списка, списка, — повторил на другом конце провода Цишкевич. — А вы не пробовали обращаться к Волохонскому?
— К Волохонскому? Кто это?
— Одно время он у Фукса служил секретарем.
— У Фукса? Вы же говорили, что Фукс в гражданскую убит.
— Я и не отрицаю. Но это было до гражданской. — Цишкевич сделал ударение на слове «до». — Его телефон, записывайте…
Волохонский на свидание согласился охотно. Его голос
Шатохин улыбнулся, кладя трубку. Вступление предполагало интересную встречу. Хорошо бы в придачу и полезную.
К магазину Шатохин подошел за четверть часа до условленного времени. Волохонский, оказалось, уже поджидал. Одетый в легкую куртку защитного цвета с откинутым капюшоном, в трико и спортивные туфли, прохаживался вдоль витрины с заложенными за спину руками. Был он среднего роста; фигура сухая, верткая. Если бы Шатохин не знал истинного возраста, он бы дал Волохонскому семьдесят пять — столько было на вид. Седые волосы очень коротко подстрижены и зачесаны вниз, на высокий лоб, лицо в неглубоких морщинах и довольно свежее для столь преклонных лет.
Двухэтажный, послевоенной постройки дом, в котором жил Волохонский, стоял сразу за магазином.
— Садитесь за столик, — предложил Шатохину хозяин. — У меня раньше были кожаные кресла, очень удобные. Но протерлись. Искал такую же кожу, и кто бы мог обить, не нашлось. Выставил в подвал.
Волохонский вышел из комнаты, вернулся вскоре с двумя термосами и пластмассовыми белыми стаканчиками. Открыл один термос, налил.
— Кофе. Для вас заранее приготовил. — Волохонский налил полстаканчика, потом себе из другого термоса, сел. — Мне утром Михаил Абрамович звонил. Симпатичный молодой человек, говорит, интересуется библиотекой Фукса.
— Да, Никита Аристархович, — сказал Шатохин. — Вы ведь одно время перед революцией работали у Фукса секретарем…
— Никогда я не был секретарем у Фукса! — недовольным голосом сказал Волохонский. — В тринадцатом году я, будучи студентом технологического института, прочел в газете объявление. Фукс за хорошую плату приглашал толкового студента подрабатывать — разыскивать для него в газетах и журналах материалы по определенной тематике. Я пришел первым, и мы договорились. Но только разыскивать материалы, не более того.
— Но в доме у Фукса вам приходилось бывать? Домашнюю библиотеку видели?
— Конечно.
— Были в ней исключительные ценности?
— Вы про выдающиеся книги? За которыми охотятся и год, и два, не считаясь со временем и средствами, лишь бы заполучить? Пожалуй, нет. — Волохонский прикрыл глаза. Он как будто припоминал расположение книг в библиотеке. — Толстой… Куприн… Чехов… — то, что теперь давно русская классика. Более ранние — Гоголь, Достоевский. Пушкин, конечно. Западноевропейская классика. Все собрания, какие выпущены. Что там еще? По естественным наукам самые свежие издания. География. История… Приключенческие романы Леблана, Леру, Террайля. Морис Леблан вам знаком?