Искатель. 1987. Выпуск №2
Шрифт:
— А что, разве за этим никто не следит? — удивился Мамонтов, рассматривая тушки больших, сильных когда-то рыбин, бог знает из каких мест пришедших сюда на нерест.
— Как же не следят, — должны следить. Санитарно-эпидемиологическая станция… — делая ударение на последнем слове, с нескрываемой неприязнью протянул Бельды.
— Ну и…
— А чего «ну и…»? Дело ясное Схимичили, видать, когда принимали отстойники да очистные сооружения.
И опять надолго замолчали, каждый думая о своем. Иван Бельды прикидывал, какой ему будет «разнос» от начальства, когда в леспромхозе узнают о побеге Рекунова, а бывший солдат-десантник, пожалуй, впервые задумался о том, что
Теперь Бельды вел лодку вдоль пологого берега, от которого, казалось, разбежались лесистые сопки. И вдруг он запел — негромко, будто мурлыкая себе под нос:
Свадебные саночки, Чикченку,Даренные мамочкой, Чикченку,Мчите по льду, через реку Чикченку,Полюбила я навеки, Чикченку…Песня была длинная, вроде бы односложная, но какая-то очень теплая, напевная. А заканчивалась она словами — «верьте, сестры, верьте, братья, Чикченку, ждут меня его объятья, Чикченку».
Бельды посмотрел на Мамонтова, усмехнулся.
— Думаешь, с ума сошел? Рекунов-проходимец услышит? Не-ет. Ему в этих местах к берегу не выйти — топи. Так что он вон ту сопочку с другой стороны обойдет.
— А чего ж ты шепотом? — резонно спросил Мамонтов.
— Не знаю, — сам себе удивился бригадир лесорубов. — Привычка, наверное. Еще от деда да отца осталась. В тайге да на реке громко петь нельзя — Подю спугнуть можно. Они ж у меня охотниками были.
— А кто это — Подя?
— Подя? Ну, парень… даешь ты. Подя — это хозяин охотничьих угодий. Про него каждый охотник знает. Да-да, ты не смейся, — не на шутку обиделся Бельды. — Есть даже старинный охотничий обычай, его мой старший брат всегда соблюдает.
И замолчал, насупившись.
— Расскажи, Иван, — попросил Мамонтов. — Ей-богу, впервые слышу.
— Да чего там, — вроде бы нехотя начал Бельды. — В первый день, по нашим обычаям, в тайге не принято охотиться. Точно говорю. Если даже на кабанов наткнешься, не стреляй. Сперва надо устроиться с жильем, познакомиться с Подей, крепко помолиться ему одному, если он, конечно, одинок, а если у него семья, то всей семье. Подя, хоть и хозяин определенной части тайги и невидим для простого глаза, но он, как и обыкновенный человек, имеет жену и детей. А если кому захочется видеть его, то он присниться может. А в своем владении Подя находится днем и ночью. Сидит с охотниками возле костра, в зимнике, слушает их беседы, ест вместе с ними. Если человек ему понравится, он будет гнать соболей к нему в капканы. А когда охотник подкрадывается к зверю, Подя закрывает им глаза и уши, чтобы они не видели и не слышали охотника. Каждый таежник стремится задобрить Подю, а для этого надо выбрать лучший кусок еды, бросить его на огонь и сказать: «Кя, Подя!»
Удивленный услышанным, Мамонтов, сидя на корме надувной резиновой лодки и загребая пальцами воду, старался понять Бельды. Буквально полчаса назад бригадир лесорубов с болью говорил о санэпидстанции, которая «схимичила», и вдруг какой-то Подя…
Вскоре Бельды подогнал лодку к берегу и, не доходя метров ста до заросшего березняком мыска, направил ее на небольшую отмель.
— Дальше пешком пойдем, — сказал он. — Лесосека близко.
Иван ловко выпрыгнул из зашуршавшей по прибрежной гальке лодки и, пока Мамонтов разминал затекшие от неудобного сидения ноги, вытащил ее на берег.
Рекунова они увидели сразу же, как только вышли к неровной кромке леса, за которой светлела поляна с небольшим деревянным вагончиком посредине. Чуть склонившись, он качал такую же, как у них лодку. Сбоку горбился большой, до отказа набитый рюкзак, на траве высвечивали на солнце стволами карабин Бельды и двустволка Шелихова.
— Ишь ты, основательно собрался, — пробормотал Бельды. — Все продукты забрал.
Мамонтов молчал, соображая, как без лишнего риска взять Рекунова. А мужиком тот был крепким, заматеревшим, да и весил, пожалуй, чуть больше Мамонтова. Главное — как-то отвлечь его внимание. Помешать спустить лодку на воду. Спустит — там его не возьмешь.
— Слушай, Иван, — повернулся он к Бельды, — я сейчас поляну леском обойду, а когда рукой махну, ты позови его. Понимаешь, надо как-то заговорить мужика.
— А вдруг стрелять начнет? — спросил Бельды. — Не должен. Ты-то без ружья.
Иван помолчал, видимо, прикидывая возможность риска, кивнул согласно.
— Ладно. Только смотри, однако, чтобы сучок какой не треснул. Семен, как зверь раненый, настороже держится.
Бригадир притаился за массивным стволом ели. Заросли тут были густые, и он мог совершенно безопасно следить за Рекуновым. А тот, казалось, делал обычную, повседневную работу, методично качая насосом, и только изредка вскидывал голову, всматриваясь в свежий тракторный след, теряющийся в тайге.
— Спокоен Семенка, — изредка бормотал Иван, поглядывая на противоположную сторону поляны, где должен появиться Мамонтов.
Впрочем, это только казалось.
Семен, стараясь успокоиться, думал, отчего ж ему так не везет. Уйдя с шахты, закончил курсы шоферов и устроился на дальние перевозки. Однажды, когда он поздней осенью вез неоприходованный груз, на шоссе вдруг откуда-то появился мужчина с поднятой рукой. Семен едва успел мазнуть по нему светом фар, и, понимая, что уже не успеет заторомозить, резко крутанул баранку в сторону. По глухому удару он понял, что задел «голосовавшего» и, едва не завалив машину на обочине, опять выскочил на безлюдное шоссе.
Надо было остановиться и отвезти пострадавшего в больницу, однако страх перед возможным наказанием оказался сильнее, и он погнал машину в город, чтобы освободиться от левого груза.
Уже потом, несколько дней спустя, он от шоферов-рейсовиков узнал, что пострадавшего доставили в больницу в тяжелом состоянии. Испугавшись ареста, Рекунов взял расчет и перебрался сначала в Сибирь, где с год проработал на лесовозе, а потом завербовался сюда, в леспромхоз. Он не знал, умер ли тот случайный прохожий, жив ли, и оттого до последнего дня страшился наказания.
И еще одно не давало ему покоя. Хотелось как можно больше, причем одним махом, заработать денег. И поэтому, когда он, в очередной раз поднявшись по реке, чтобы поставить там сетку, наткнулся на тигриные следы и тушу задранного изюбра, понял — вот он, его шанс разбогатеть, который он так долго ждал. За шкуру полосатого красавца кое-кто может отвалить приличную сумму.
Забыв об опасности, он на скорую руку соорудил засидку в кроне дуба и затаился, поджидая добычу…
Первым на вершину сопки, прямо под скрадок, неизвестно откуда вышел медведь-двухлеток. Семен увидел, как он потоптался около разорванной туши изюбра, тронул его лапой, принюхался, и Семен хотел уж было завалить медведя, как вдруг огромный полосатый зверь с яростным рыком взвился в воздух…