Искатель. 1987. Выпуск №4
Шрифт:
— С телегой и лошадью?
— Не-е, лошадь я выпрягаю. Следующей ночью забираю телегу, и все.
— И больше ты, конечно, ничего не знаешь… — вкрадчиво произнес Хамит.
— Ничего! — радостно согласился Григорий Парфенович.
— Тебе же платят, собака! Тебе дают деньги! Кто?
— Ну он и приносит.
— Кто он?
— Алимжан. Который возит туда.
Помахивала хвостом лошадь,
— Я человек подневольный, — не оборачиваясь, бойко рассказывал Алимжан. — Пригрозили мне — запугали. Вырежем всю семью, говорят. А тебя — меня, значит, — повесим.
— Мне бы удавить тебя, гада, а я тебя слушаю, — с ленивым удивлением сказал Хамит. Алимжан обернулся, улыбнулся:
— Вот и я говорю: там повесят, здесь удавят. А что лучше?
— Лучше — жить по-человечески.
— А как по-человечески?
— Детей растить, землю украшать, работать.
Светлело небо. Светлела степь. Похолодало. Хамит сел в телеге, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку. Дорога пошла под уклон.
— Подъезжаем, — сказал посерьезневший Алимжан.
Совсем рассвело, когда они, попетляв еле заметной среди тесных кустов тропкой, остановились у хорошо замаскированной ямы.
— Вот сюда и выгружаю, — кивнул на яму Алимжан.
— Выгружай, — приказал Хамит.
Работал Алимжан добросовестно, неизвестно для чего показывая Хамиту сноровку и старательность.
— Все! — сказал он, заботливо прикрыв ветками и присыпав сухой травой заполненную яму, разогнулся и посмотрел на Хамита.
— Они скоро приедут? — спросил Хамит.
— Сначала один прискачет, проверит, все ли в порядке. А заберут неизвестно когда. Очень осторожные! — восхитился бандитами Алимжан.
— Для начала мне один и нужен.
— А я тебе больше ни к чему. Поеду, а? — попросился домой Алимжан.
— Сейчас. У тебя веревка есть?
— Есть. Как же в дороге без веревки?
Алимжан порылся в телеге и протянул Хамиту моток. Тот попробовал веревку на прочность, удовлетворился ее крепостью и приказал:
— Ложись.
— Зачем? — испуганно спросил Алимжан.
— Вязать буду.
Алимжан покорно лег. Связав ему ноги, Хамит поинтересовался:
— Откуда он появляется?
— Справа. Он открытых мест боится. Так и скачет вдоль опушки.
Хамит достал из кармана гимнастерки заранее приготовленный кляп, зажав Алимжану нос, умело воткнул кляп в открытый рот, перевязал рот тряпкой, чтобы кляп не выплюнул. Оставив в кустах своего коня, Хамит осторожно выполз на опушку…
Он увидел всадника еще у горизонта. Тот, как и говорил Алимжан, скакал вдоль опушки, стремительно приближаясь. Хамит на секунду прикрыл глаза — готовился к встрече.
Но вдруг всадник, видимо, почувствовав что-то непривычное, повернул назад и стал уходить в степь. Хамит кинулся к коню. Когда он верхом выскочил на открытое место, всадник был уже далеко:
— Выручай, горбоносый! — крикнул Хамит и пришпорил коня. Нужно было не дать бандиту уйти в заросли, и Хамит стремился перерезать противнику путь. Конь Хамита был сильнее и свежее, и поэтому вскоре он настиг всадника.
Обернувшись, бандит, не целясь, выстрелил.
— Не попадешь! — прокричал Хамит.
Бандит палил без перерыва. Отстав, Хамит ожидал, когда иссякнет маузеровский магазин. Маузер замолк, и тогда Хамит резко осадил коня, скинул с плеча карабин.
Бандит был уже у кустов. Хамит выстрелил. Конь бандита пал на колени, а сам бандит, перелетев через лошадиную шею, распластался на земле. Хамит подъехал, спешился и, не выпуская карабина из рук, наклонился.
Хлестким ударом ноги бандит выбил карабин из рук Хамита, вскочил и тут же нырнул вниз, пытаясь захватить ноги противника. Изловчившись, Хамит ударил бандита коленом в пах, тот осел, и Хамит, развернув его лицом вниз, начал заламывать правую руку. Бандит вскрикнул и ткнулся головой в траву.
— Не надо так. Ему больно, — сказали сверху.
Ничего не понимая, Хамит поднял голову и огляделся.
Плотным кольцом стояли всадники. Их было много, человек двадцать. Скалил зубы Ахмет, хихикал Григорий Парфенович, весело смеялся Алимжан. Хамит сразу узнал Кудре. Кудре соскочил с коня, и следом за ним спешились еще несколько человек.
— Ты — Хамит, — сказал он.
— А ты — Кудре! — закричал Хамит и бросился на атамана. Но его схватили, связали руки за спиной.
— Смелый, — констатировал Кудре.
— Стреляй, сволочь!
— Кричишь, значит, все-таки страшновато. Или стыдно. А ты — батыр.
— Я не батыр. Я — боец Красной Армии, которая раздавит тебя и твою шайку, как гнилое яблоко.
— Вот и я говорю: ты — батыр. Красный батыр. Батыр Советской власти. А я батыр вольных степей, для которого нет и не будет никогда никакой власти. Для меня нет слова «нельзя», и поэтому я сильный, и поэтому я сильнее тебя.
Кудре схватил Хамита за нос и стал раскачивать ему голову из стороны в сторону.
— Смотрите все! Я таскаю батыра за нос! Я таскаю за нос Советскую власть! Я человек, для которого нет законов, таскаю за нос закон!
От унижения и бессильного гнева Хамит закрыл глаза.
Кудре устал от своей ярости. Отпустив Хамита, он уже спокойно спросил Ефима:
— Что ты хочешь взять у него?
Ефим внимательно посмотрел на Хамита.
— Сапоги не возьму, сапоги у меня лучше. И гимнастерка его мне не нужна. А портупея хорошая, портупея мне пригодится.
И быстро и умело распоясал Хамита.