Искатель. 1999. Выпуск №8
Шрифт:
…Очнулся я на полу. Не глядя, скомкал лист и поднес к нему спичку. Прощай, монстр…
На следующий день я подал заявление об увольнении.
Уволить меня обещали через два месяца, а пока все оставалось по-прежнему. Я ходил на работу, занимался осточертевшими расчетами, а дома валился на диван и брал книгу. Или включал видео. Комедии смотрел.
На улицах мне всюду мерещился проклятый знак. Я старался возвращаться домой разными маршрутами, кружил по городу, входя в подъезд, на мгновение закрывал глаза…
Но ничего не происходило, и постепенно я стал успокаиваться. Вряд ли за эти два месяца Николай снова попытается выкинуть такой фокус. А потом… Потом я уеду.
В тот вечер после работы я забрел в рок-клуб. Здесь, как всегда, царила вольная психоделическая атмосфера. Кто-то терзал гитару, извлекая из нее самые невероятные звуки; в углу бренчал разбитый рояль, на крышке которого художник, не обращая внимания на игравшего, рисовал афишу к предстоявшему рок-фестивалю; за стеной скрежетали и вопили какие-то металлисты, и повсюду бродили длинноволосые личности в потертых джинсах и с сигаретами в зубах. Это были музыканты, их друзья и знакомые, друзья знакомых и знакомые друзей.
Нужную мне группу «ЗЭК» — «Земля: Экология Космоса» я нашел довольно быстро. Репетиция была в самом разгаре: ударник избивал свои барабаны, не забывая прикладываться к бутылке пива и периодически ударяя ею по бас-тому; гитарист, извиваясь между колонками, выдавал плачущие трели, от которых хотелось выть на луну, что и делал вокалист, используя вместо луны прожектор; клавишник с зажатой в зубах «Примой» балансировал между Иоганном Себастьяном и Одессой-мамой; и только рыжий басист, устало сидевший на побитом трехногом табурете, меланхолично и методически играл свою партию. Короче, полная психоделика. Это и был их стиль. А больше половины текстов для них писал я.
Ребята доиграли песню, и я подошел здороваться.
— Серега, как тебе?
— Нормально, темп только надо подвинуть. Песня, конечно, унылая, но злая. А у вас она незлая, но унылая.
— Точно. Что я тебе говорил, Вадюха?! Говорил — темп подвинуть надо, а ты — «психоделика, психоделика»!..
Ребята снова взялись за инструменты. Я стал высказывать свое мнение, и когда мы перестали посылать друг друга и начали прощаться — была уже половина одиннадцатого.
Прохожих на улице почти не было, фонари горели редко, и это, как ни странно, успокаивало — черта с два в такой темноте увидишь этот знак, даже если Колька и нарисовал его где-нибудь. Я свернул в проходной двор с идиотским стишком про мусорный киоск и ехидной припиской «А.С.Пушкин», — и впереди раздался крик. Кричала женщина, и кричала так, что я сразу понял — это серьезно. И побежал на крик.
В углу двора двое парней прижимали к стенке какую-то девушку, а третий, присев на корточки, пытался стащить с нее юбку. Еще один стоял в стороне и курил. Девушка старалась вырваться, и это очень мешало парням в осуществлении их замыслов. Наконец куривший шагнул вперед и ударил ее наотмашь кулаком по голове. Девушка обмякла и повисла на руках у державших ее мужчин.
В следующий момент я был уже рядом и, налетев на присевшего парня, сбил его с ног. Мы покатились по земле. Злость моя, к сожалению, не соответствовала возможностям — и через секунду я ударился затылком об угол кирпичного забора. Приподнялся и сел. На большее сил уже не было. Все. Погиб поэт, невольник чести…
— Щас, мальчики… Салатик делать будем, — перед глазами возникло длинное тусклое лезвие.
— Я бы этих металлюг живьем закапывал… Гады лохматые… Браслетик вот только снимем, браслетик бабки стоит… Черт, застежка-то ржавая совсем…
…Салатик, говоришь? Ну, монстр, давай!..
…Пища. Много. Хорошо. Одна пища думает, что она — враг, и машет блестящим коротким когтем. Коготь свистит в воздухе, скользя по чешуе, и вместе с лапой отлетает в сторону. Убегает! Пища убегает!.. Нельзя. Тело мягкое, без чешуек. Хорошее тело. Еда. Хорошая еда. Удовольствие…
Враг! Враг ударил в спину! Где?! Вон… У врага идет дым изо рта, и из руки. Тоже. Враг далеко, враг спешит к выходу из пещеры, враг прячет в шкуру летающий коготь… Хорошо спешит, медленно. Хороший враг. Теперь совсем хороший. Пища…
С полминуты я лежал неподвижно на асфальте двора, прижав гудящий затылок и огромный синяк на спине к холодной поверхности. Вставать не хотелось. Я видел все, что происходило — я видел, или монстр? — Наверное, все-таки я — ящер жрал… А я на грани обморока, истерики, самоубийства держал проклятую рептилию, не давая расслабиться, насытиться, обернуться назад… и заметить девушку, без сознания лежавшую у стены. Что это означало, мне было хорошо известно. Пища. Коротко и емко. И страшно. Страшно, когда когтистая узкая лапа мелькает в воздухе, вспарывая кричащего человека от пряжки пояса до ключицы; страшно, когда могучий хвост сбивает жертву, оскалившаяся пасть нависает над ней, и затвердевший вдруг язык протыкает живот и пробует внутренности; страшно, когда пуля рикошетом визжит по чешуе, и стрелявший слышит рев моего ящера — последнее, что он слышит…
Я встал, отвернувшись, замотал повязку и пошел к девушке.
Девушку звали Люда. Я это узнал уже после, выйдя из подворотни и выслушав целый поток застенчивых благодарностей. В тот момент мне было не до этого — Люда не должна была заметить следов побоища. Иначе я просто не смог бы объяснить ей ситуацию. Потом Люда ужаснулась собственному виду, и пришлось заходить ко мне за иголкой, мылом и пузырьком йода. Потом мы пили чай, шли по ночному городу, прощались у подъезда, договаривались о завтрашней встрече.
А потом я возвращался обратно, топая по проезжей части и не желая уступать дорогу встречному запоздалому троллейбусу. Сонный водитель, высунувшийся из окна, подробно изложил свою точку зрения на пьяных сопляков и их антисоциальное поведение. И я с ним полностью согласился.
На следующий день мы сидели в кафе и болтали о всякой ерунде. Я увлеченно представлял в лицах какой-то заурядный случай из жизни канцелярских крыс, Люда весело смеялась, встряхивая челкой, прикрывшей следы вчерашних царапин… Она вообще умела на удивление здорово сопереживать всему, что окружало нас — хорошей погоде, сливочному мороженному, моим наивным шуткам… Когда я подошел к кульминации, за наш столик неожиданно подсел Коля. Я даже не заметил, как он возник на вертящемся стуле между нами.
— Привет, ребята. Серый, есть разговор.
Коля излучал любезность и радушие. Я было хотел принять условия игры, но истрепанные в конец нервы не выдержали.
— Мне с тобой не о чем разговаривать.
— Зато мне с тобой есть. Пошли, выйдем.
Я положил ложечку, успокаивающе кивнул насторожившейся Люде и пошел к выходу.
— Серый, мне повестка пришла из ментовки. Это твоя работа?
— Нет.
— Сережа, хороший мой, я ж тебя, кажется, просил… Зачем тебе лишние неприятности на единицу времени?