Искатель. 2004. Выпуск №7
Шрифт:
Внизу сверкал и переливался тысячами огней огромный ночной город. Плотная подушка облаков в этот вечер почти не пропускала к земле свет «Северной Звезды» — системы огромных зеркал, освещавших по ночам крупные города Европы, — и огни Стокгольма выглядели особенно впечатляюще. Тонкие металлические простенки ни капельки не мешали любоваться величественной панорамой.
— Ты заметила, чем отличается этот пейзаж от того, который открывается, скажем, со смотровой площадки на здании Координационного совета в Москве? Помнишь, мы в прошлом году поднимались?
—
Наташа была похожа на девочку, не отгадавшую трудную загадку и теперь ожидающую подсказку от этих противных взрослых, которые, конечно же, не упустят момента поддразнить.
Ростислав улыбнулся.
Наташа недоуменно приподняла тонкие темные брови, еще шире распахнула глаза, вновь окинула взглядом панораму.
Ростислав молча улыбался.
Наконец Наташа поняла, что ответ на этот вопрос очень прост. Поняла и рассердилась.
— Ну так что же? Ничего удивительного! Все большие города похожи один на другой, а малые с каждым годом все больше становятся похожи на мегаполисы.
— Которые, все без исключения, перенаселены и удручающе однообразны. Ты как-то допытывалась, чего ради я стремился стать космодесантником. Отчасти — из-за этого вот, из-за тоски по разнообразию.
— Города на других планетах Системы еще больше похожи друг на друга, чем земные. Здесь хоть моря, горы, тайга, пустыня. А там — только защитные купола.
— Зато над головой — совсем другие луны, — не согласился Ростислав. — И вообще, речь идет не о Системе, а об иных мирах.
— Но, чтобы до них добраться, придется много лет провести в звездолете, заселенном еще плотнее, чем Земля, в котором разнообразие — почти нулевое. Я имею в виду впечатления, пейзажи, людей — все! Ни один имреал не заменит тебе…
— Не спорю. Зато потом я смогу ступить на планету, по которой не ходил еще ни один, нет, ты подумай только: ни один человек! А на Земле… Вот, второй час ночи, но даже это дорогое кафе переполнено, словно сюда полгорода сбежалось.
Наташа пригубила бокал с шампанским, разломила пополам шоколадку.
— Ты вроде как напиться хотел?
— Да. Чуть позже. Результаты голосования объявят — тогда.
— И если они будут отрицательными…
— Они не могут быть другими. И мне снова придется менять профессию. Один раз я уже делал это. Отец, когда узнал, что я в космодесантники подался, за голову схватился. Начал убеждать, что это профессия умирающая, что она вскоре займет почетное место в музее древностей где-то между извозчиком и трубочистом… Но было уже поздно.
— Он несколько преувеличил. До сих пор на каждую планету или ее спутник первыми высаживаются космодесантники.
— Лишь затем, чтобы убедиться: никаких неожиданностей здесь, как и повсюду в Системе, не будет. Потому что Единые теории просто не оставили для них места. И главное, чему учат космодесантников — умение действовать в сложной и опасной обстановке, — остается невостребованным. Фактически они работают квартирьерами, выбирающими места для строительства Куполов.
— Это тоже сложная и ответственная работа.
— Да. Сложная. И ответственная. Но — другая. Не моя это работа. Получается, не успел я по-настоящему стать космодесантником, как выяснилось: ни космос, ни десантники Земле уже не нужны. Но теперь я еще меньше представляю, в чем, как говаривали в старину, состоит мое призвание.
— Господи! Да мало ли на Земле дел! — возмутилась Наташа. — Никогда я не понимала этого и не пойму! Рваться прочь с огромной и прекрасной Земли, терпеть нужду и лишения в тесных скорлупках корабликов, которые вы гордо называете звездолетами, — и все это ради сомнительного счастья увидеть когда-нибудь над головой чужое солнце? Оставить рубчатый след на поверхности еще одной холодной и безжизненной планеты? И отказаться ради этого от семьи, детей, любви, наконец? Не понимаю!
Наташа досадливо хлопнула ладошкой по столу. Жалобно звякнули бокалы. Девица, сидевшая за соседним столиком (в ее волосах время от времени сверкали искры) смотрела на Наташу с недоумением и тревогой: зачем размахивать руками, если можно просто сидеть на коленях у друга и целоваться?
— Не устраивай дебош. На нас уже оглядываются.
— Пусть. Все равно ничего не услышат. И потом… Ты ни разу не скандалил в Стокгольме? Я тоже. Церемония вручения Нобелевской премии была такой скучной и чопорной… А теперь хоть будет что вспомнить. Ты так ничего и не скажешь в свое оправдание?
— Скажу. Я тоже не понимаю людей, единственный смысл жизни которых — еще раз повторить то, что уже повторялось миллионы раз: семья, дети, долгожданный летний отдых на переполненном пляже, мечта о собственном домике… Придержи, пожалуйста, бокалы, я сейчас кулаком по столу грохну.
Наташа грустно улыбнулась.
— И все-таки будет по-моему! Первая Звездная не состоится, ты останешься на Земле, мы поженимся… Не пугайся так откровенно, а то кто-нибудь полицию вызовет. Зря я, наверное, за тобой увязалась. Ты хотел побыть один… Лучшего места для этого, чем переполненное кафе, трудно найти.
Наташа встала, сняла со спинки кресла и повесила на плечо сумочку, улыбнулась.
— Я пойду. Не надо меня провожать. — Она расстегнула сумочку, достала из ее глубин морфер, положила сверху. — Я жду тебя. И разбираю постель, — добавила она тихо. Наклонившись, Наташа поцеловала Ростислава в губы. — Это чтобы к тебе девицы не приставали. Уж быстрее бы оно прошло, это противное голосование!
Родников не стал провожать Наташу. До гостиницы отсюда — двести метров ходьбы по многолюдным даже в это время центральным улицам, под присмотром вечно бодрствующих полискибов. Он лишь повернул голову вслед девушке, посмотрел, как она, слегка покачивая бедрами, скользит между столиками в своем дивном вечернем платье, как исчезает за услужливо раздвинувшимися прозрачными дверями…