Искатель. 2009. Выпуск №3
Шрифт:
Сии наставления духовного отца моего преподобного Феодора Студита отнюдь не оставили меня безучастным, но, напротив, заставили задуматься, какой же путь спасения из названных им более мне подходит и должен быть мною избран. После длительных колебаний обратился я наконец к учению исихастов, привлекшему меня одновременно строгим аскетизмом и тем, что для следования ему не нужно было ни покидать стены монастыря и отдаляться от пастырского радения его настоятеля, ни следовать некоторым нечистоплотным, по моему разумению, обычаям.
С этого времени, вполне отдалившись от мира, затворился я в строгом уединении тесной келии, где божественная медитация, внутренняя молитва и ненарушимое молчание стали моим уделом.
Спустя три года, проведенных мною в таковых духовных упражнениях, я с превеликой радостью возблагодарил Господа, ибо почувствовал, что бесовское наваждение почти вовсе оставило меня и всеразличные демоны прекратили то и дело являться на мои глаза, разжигая низменную чувственность, пагубные вожделения и неуместную для инока гордыню! Воистину нет предела милосердию Божьему к покорным воле Его и послушным велениям Его!
Тебе же, читающему сию повесть, коли ты страждешь от подобных напастей или желаешь совершенства духовного, могу посоветовать следующий чудесный способ, которому я научился за годы своего уединенного безмолвничества: заперев двери, сядь в углу келии твоей и отвлеки мысль твою от всего земного, тленного и скоропреходящего. Потом положи подбородок на грудь свою и устреми чувственное и душевное око на собственный пупок. Далее, сожми обе ноздри так, чтобы едва можно было дышать, и отыщи глазами приблизительно то место сердца, где сосредоточены все душевные способности. Сначала ты ничего не увидишь сквозь свое тело, но когда ты проведешь в таком положении день и ночь, а затем еще два дня и две ночи, то — о, чудо! — ты увидишь весьма ясно, что вокруг твоего сердца распространяется божественный свет!
Это — начало пути, который должно совершать в страхе и истине, непрестанно укрощая свое тело с помощью поста, облачась, как в далматику, в смирение и сияя от радости в молитвах. При этом будь незлобивым, незаносчивым, не суди, не порицай и не злословь!
Крепка моя надежда на то, что спасение — в благочестии, а его же можно достичь, став сострадательным, возлюбя бедность, отшельничество, поощряя молчание, стойкость в воздержании, постоянство в уничижении, и тогда возвеличит тебя щедрый Господь пред ликом всех своих святых.
Верую я, что, как и возвестил нам в своем откровении святой Афанасий, каждый благочестивый инок после смерти будет восхищен к Господу и Престолу Его, где даруются ему шесть белоснежных крыл, покрытых очами, и станет он в облике светозарного серафима, стоя одесную Владыки среди неисчислимого небесного воинства ангелов, начал, сил, властей, престолов и господств Его, вечно воздавать хвалу единому Творцу всего сущего!
Благочестивым же, говоря правду, вполне могу именоваться, ибо ныне я воистину нищ духом, сокрушен сердцем и вот уже сорок лет как, печалясь и скорбя о былых грехах своих, чуждаюсь вражды, гнева, зависти, тщеславия, самонадеянности, чревоугодия, гордыни, распутства, содомии, скотоложства, рукоблудия и, наипаче, всепоглощающего пьянства (за что в особенности приходит гнев Божий на сынов противления)!
Знаю я — расточится, как снег под солнцем, предсказание ужасного Тельхина, ибо нет уже над рабом Божьим Феофилом власти тех демонов, что явились ему ночной порой сорок лет назад на проклятом Амастрианском форуме…
Ведомо мне… Но слабеет рука моя, меркнет разум, как огонь в светильнике, в коем закончилось масло… Странные тени бродят по стенам моей кельи… то, верно, зрение подводит меня…
Близок конец… гордой радостью и предвкушением грядущего блаженства наполняется мое сердце… Гряди, Господи! Се, раб Твой! Вот он — я — пред лицом Твоим!
Уже скоро… Чувствую, как разрушается тленная плоть моя, как замирает ток крови по жилам, путаются мысли… медленно угасает сознание… Постой, Господи! Дай увидеть все своими глазами… Позволь воочию узреть Ангела Твоего, коего пошлешь за мной!
Вон там… в самом углу келии, под образом Пречистой… Ей, Господи! То — Твой горний посланник! Вижу, вижу, как появляется он в дрожащем свете лампады… но отчего он черен, будто эфиоп?.. Почему глаза его горят подобно угольям, из ноздрей валит дым, а рот изрыгает пламя?.. Зачем в ушах моих звучит этот дьявольский хохот… и словно могильные черви заживо гложут мое тело!.. И снова эти ужасные слова: «Истечет плоть его на землю, как вода, и станет неразличим весь его облик, и разрушатся и распадутся все его сочленения, и кости его осыплются в преисподнюю!»
…крылья его подобны крыльям нетопыря… и эти рога… Боже! Боже мой! Для чего Ты оставил меня?!..»
«На этом обрываетсярукопись преп. Феофила Мелиссина, игумена Студийской обители», — прочел профессор Костромиров завершающие слова манускрипта, дописанные уже от лица неведомого монаха-переписчика одиннадцатого века, очевидно в пояснительных целях.
Старший следователь Хватко со вздохом облегчения откинулся в антикварном кресле и, задумчиво разглядывая корешки старинных книг костромировской библиотеки, произнес:
— Чего-то я так до конца и не въехал… Из-за чего вышел весь сыр-бор? Ну, жил в каком-то семьсот лохматом году некий Феофил, был он блудник, потом раскаялся и стал монахом, а потом — помер… Что с того? Обычная же история, житейская.
— Житейская, возможно, — усмехнулся Горислав Игоревич, раскуривая пенковую трубку, — но не «житийная». Из содержания сего манускрипта — особенно из последней части — явственно и однозначно следует, что «святой» Феофил Мелиссин повинен в наитягчайшем из семи смертных грехов — в грехе гордыни, причем не раскаялся в нем до самой своей смерти. И был за то исхищен в ад. Святому в аду не место, согласен? Обнародование этой книги с неизбежностью поставило бы вопрос о деканонизации нашего героя. Со всеми вытекающими для кавалеров ордена его имени последствиями. Соображаешь?
— Снова, значит, все упирается в блага материальные, — вздохнул Вадим Вадимович. — Скучно жить на этом свете, ядрен-матрен.
Артем Федосеенко
ЗЕРКАЛЬНЫЙ ЛАБИРИНТ
Вопрос из области философии: что отражается в зеркале в отсутствие наблюдателя? Когда в комнате нет ни человека, ни животного, ни видеокамеры — ничего?
Я слышу ответ материалиста: «Пустая комната».
Но откуда Вы можете знать?!
ОТКУДА ВЫ МОЖЕТЕ ЗНАТЬ, о чем думает лабиринт наедине с самим собой…