Искатель. 2013. Выпуск №11
Шрифт:
Наум отошел к окну, посмотрел на березу с игривыми сережками, вытащил трубку мобильника и нажал кнопку номер один:
— Игорь Анатольевич, ты не очень занят? Загляни ко мне, дорогой. Дело очень срочное и серьезное! На меня крепко наехали. Надо поймать злодея и решить вопрос кардинально. Заходи, Дудкин, обсудим подробности.
Паша проснулся от странного чувства. Ему показалось, что кто-то следит за ним. Он приоткрыл правый глаз и сразу заметил яркий свет в коридоре. Там мелькала тень и слышались легкие шаги.
Это
Странно, но уж очень быстро он к ней привык. Ему было приятно, что после работы его ждет знакомый дом, накрытый стол и нежный взгляд.
Приятно, что в квартире все убрано и разложено по полочкам. Красиво, когда на подоконниках появились цветы. Уютно, если в шкафах терпкий запах лаванды.
Павел понимал, что без нее через неделю от этого уюта не останется и следа.
Конечно, Надя Патрикеева принесла с собой и неудобства. Раньше он мог познакомиться с девушкой и пригласить ее к себе хоть до утра. А гостья из Пскова превратила его жизнь в монастырь. И с ней пока нельзя, и других к себе не води.
Муромцев никак не мог понять, почему нельзя с ней? Ведь Надежде уже далеко не шестнадцать! А родственная связь такая дальняя, что ее не разглядеть без бинокля. И он сам в такой форме, что не может ей не нравиться. Он всем женщинам нравится! Так в чем дело?
Павел чувствовал, что он боится Надежды. С ней приятно говорить, шутить, общаться. Но дотронуться до нее страшно. Она — как тонкий хрустальный кубок, который от неловкого движения может разбиться на сотни мелких осколков.
Это было впервые в жизни, чтоб Павел Муромцев робел перед девушкой.
Кузькин заехал за начальником и по дороге в Останкино красочно описал ситуацию.
Я понимаю, Паша, что улик мало. Но думаю, что Маслова надо задержать и допрашивать в каком-нибудь мрачном подвале. Такие красавчики привыкли к славе и женскому восторгу. Если с ним говорить на студии, то он нам устроит концерт-шапито. Будет не допрос, а тихий ужас!
Согласен с тобой, Лев, но теоретически. А на практике я против подвала. Антон Маслов — это фигура из гламурных журналов. Его задержишь, а их тусовка на уши встанет. За твоим голубым «Фордом» вся Москва будет гоняться. Одни заморочки вместо работы! И виллу «Икар» в Бутово сразу рассекретим, и вообще хлебнем горя.
— Жаль, Паша. В Останкино мы будем у него как в гостях. Он нам сочинит сказку, даст автограф и укажет на дверь. Ты бывал когда-нибудь внутри Телецентра?
— Был два раза, но только там, где аппаратуры много и где технари работают.
— Это, Паша, совсем не то. Здесь, где студии, — рассадник женщин. Просто толпы девушек ходят в разных направлениях. Каждая сверкает и считает себя звездой. Ты сейчас еще смотришь на женщин или кроме своей Надежды никого не видишь?
Муромцев сразу не ответил, и в салоне голубого «Форда» повисла тишина. Кузькин ожидал, что Павел пошутит на тему женского пола, а тут парень замолк и загрустил. Неужели эта Патрикеева так его присушила? Не может быть.
— Ты,
— Вот тут ты прав! Она очень загадочная девушка. Я смотрю и ее глаза и робею.
— Ты робеешь? Я могу точно сказать, Муромцев, что это и есть любовь. Со мной такое было. У меня тоже был страх, озноб и сухость в горле. Три недели я перед ней робел и не заметил, как она меня в загс завела. Это любовь, Паша. Точно тебе говорю…
Съемок в этот день не было.
Кузькин хорошо помнил, как шумно было в прошлый раз. Тогда студия гудела от сотен голосов. И зрители, и сотрудники тихо переговаривались, а все вместе напоминало огромный пчелиный улей или трансформатор очень высокого напряжения.
Сегодня здесь было почти тихо. Вот только из кабинета самого Маслова изредка слышались его крики. Начальник песочил кого-то из сотрудников.
Муромцев и Кузькин пересекли пустую тусклую студию и без стука вломились в кабинет.
Антон Петрович не просто сидел в кресле. Он в нем восседал! Это значит, что в его позе и в чертах лица было что-то от всесильного монарха. Что-то от царя Гороха или от Кощея Бессмертного.
А на ковре перед его столом стояла удивительно нежная девушка. Стройная, курносая и робкая. Именно таких красавиц спасают в сказках.
Маслов ругал сотрудницу грубо и даже непристойно.
Кузькин подскочил к столу и со всего размаха хлопнул кулаком по его дубовой поверхности.
— Молчать! Простите, девушка, этого прохвоста. Ваш начальник обязательно извинится за свое хамство. Идите, работайте. А вас, Маслов, я попрошу остаться!
Кроткая девушка попятилась к выходу, а Антон Петрович вскочил и на всякий случай встал по стойке «смирно». Он сразу понял, что Муромцев старший, и обращался только к нему.
— Кто вы такие? Вы из милиции?
— Мы следователи. Мы активно работаем по делу об убийстве Ларченко.
— Я его не убивал!
— Уже хорошо, Маслов, что вы не спрашиваете, кто такой Ларченко. Вы хорошо знали убитого?
— Нет! Я его вообще не знал. Я даже не знаю, что он убитый. Этот Ларченко позвонил мне и стал вымогать деньги. Я обещал дать. Мы договорились о встрече. Я поехал в Дубки, ждал его целый час, а он не пришел. Я и уехал. Это все, что я могу сообщить.
Это было действительно все, что сообщил Маслов.
Он еще долго рассказывал, как в молодости героически сотрудничал со спецслужбами, как собирал деньги для вымогателя, как ехал в сторону Дубков. К убийству все это не имело никакого отношения.
А в конце Антон Петрович гордо заявил, что его невозможно обвинить в убийстве. Почему? Потому что за него вступится вся либеральная общественность, все адвокаты, все правозащитники из России и США.
Разговаривать дальше было бессмысленно. Улучив момент, Паша взял со стола гладкий стакан, который перед этим крутил в руках Маслов.