Искатели жребия
Шрифт:
Он побродил немного по полуторатысячелетнему городу и вернулся в Питер.
Сделав шаг вперед, Калинов зажмурился. После серого тумана, только что плотной пеленой висевшего вокруг, солнечный свет был резок и неприятен. Когда глаза привыкли, Калинов огляделся.
Он стоял посреди огромного луга, усыпанного яркими цветами. Цветы были незнакомые. Мимо прошелестела большущая стрекоза. Калинов не был специалистом по энтомологии, но готов был биться об заклад, что на Земле он таких стрекоз не встречал.
На лугу группами расположились молодые
Вдали, у самого горизонта, виднелись темно-зеленые купы каких-то деревьев. Слева, метрах в двухстах от Калинова, раскинулось слепящее зеркало небольшого озерца. Легкий ветерок доносил оттуда веселый девчачий смех и визг. Видимо, там купались. Над озером висело синее солнце.
— Ты кто?.. Новьёк?
Калинов стремительно обернулся. Сзади стояла юная девушка. Худенькая — кожа да кости. Но хорошенькая… На лице никаких следов макияжа. И правильно — макияж только отвлекал бы внимание от ее глаз. А глаза были замечательные — большие и редкого, изумрудного цвета. Длинные вьющиеся рыжеватые волосы — похоже, натуральные. Открытое зеленое платье, без прозрачных вставок, облегает чуть намеченную грудь.
— Ты новьёк? — повторила незнакомка. — Что-то я тебя здесь раньше не видела.
— Верно, — согласился Калинов. — Я тут в первый раз.
— А как тебя зовут? Меня Вита.
— А меня Саша. — Калинов церемонно поклонился.
Зеленые глаза смотрели не мигая. И присутствовало в них нечто такое, от чего у Калинова возникло острое желание погладить девушку по голове.
— Зачем ты к нам джампанулся?
Калинов слегка опешил, настолько в лоб был задан вопрос. И что-то нужно было отвечать.
— А зачем к вам джампуются? — спросил он. Вита вздохнула:
— Кто за чем. — Она печально улыбнулась. — Одни приходят потрясти костями, другие — искупаться. Или просто поспикерить…
— А разве потрясти костями нельзя дома?
— Конечно, можно… Только здесь гораздо прикольнее!
— Почему?
Девушка снова улыбнулась, на этот раз без печали.
— По кочану, — сказала она. — Скоро узнаешь… Пойдем протряхнемся по лесу?
Прямо вот так, сразу, подумал Калинов и с сомнением посмотрел на далекие купы деревьев. Синее солнышко палило нещадно, и тащиться под его лучами по открытому пространству совершенно не хотелось.
— Жарко, — сказал он. — Пока дойдем, расплавимся.
Вита расхохоталась. Словно колокольчики зазвенели.
— Новьёк! Ты же ничего не рубишь… Давай парой.
Она взяла его за руку теплой ладошкой, и Калинов содрогнулся. Оказалось, все, что он помнил, он помнил неправильно. Нечто давным-давно забытое, потерянное в череде прожитых лет пронзило его сердце, и оно вдруг споткнулось, заныло от тихой боли, переполнилось сладкой тоской, и внезапно захотелось заплакать, заплакать так, чтобы мир захлебнулся в его слезах. И чтобы из этого соленого безбрежного моря родилось что-то новое, до жути юное, кристально-чистое…
На Калинова обрушился ураганный ветер, промелькнули неясные серые тени, и обнаружил себя стоящим в лесу среди огромных — ствол в три обхвата — деревьев. Вита была рядом и по-прежнему держала его за руку. Изумрудные глазищи ее сияли.
— Труханулся?
— Что произошло? — спросил Калинов.
— Ни фига… Ведь мы с тобой хотели в лес. Смотри, какой хоррорный лес вокруг! Ты в такой хотел?
— Разве он… хоррорный? — удивился Калинов, и его удивление скорее относилось к той легкости, с какой он воспользовался словом из Витиного жаргона. Продолжил он на нормальном языке: — Вполне ухоженный, я бы даже сказал, домашний лес. Как парк…
Вита выпустила его руку из своей.
— Как фуфлово ты спикеришь! — сказала она с отвращением. — Моя матушка таким тоном спикерит, когда мне плешь проедает… Ой! Смотри, какое прикольное дерево! Как дракон, йес?
Калинов оглянулся. Там, где мгновение назад стоял великолепный, рвущийся в небо кедр, извивалось зеленое, непонятное, покрытое странной стеклообразной чешуей. Среди зелени сверкнула ярко-красная пасть и послышалось змеиное шипение.
Вокруг все изменилось. Не было больше привычных глазу кедров, сосен и елей. Повсюду кривыми стрелами лезли из земли незнакомые черные деревья с серой листвой. Словно скелеты доисторических ящеров на раскопанном кладбище под Минусинском… Они окружили Калинова со всех сторон, над ними нависло чернильное небо, и было совершенно непонятно, откуда же берется в лесу этот сумрачный, тоскливо-серый, но все-таки дневной свет.
Мир наполнился оглушительным рычанием и грохотом. В этом невероятном шуме сквозило нечто явно знакомое, и Калинов вдруг понял, что это пропущенный через гигантский усилитель стрекот рекордера, вделанного в пуговицу его рубашки, и испугался, что Вита сейчас тоже поймет это. И тут же грохот исчез. Наступила пронзительная, бьющая по ушам тишина; в тишине этой весело зазвенели хрустальные колокольчики и девичий голос пропел:
— Лови мой хвост, новьёк!
Калинов обернулся. Виты не было, только где-то вдалеке, за этими черными фантасмагорическими деревьями-скелетами, медленно таял ее смех. Калинов бросился туда, где растворился звон колокольчиков, и тут впереди, в пяти шагах от него, со свистом вонзилась в землю полуметровая стрела. Калинов замер и, ничего не понимая, смотрел, как вибрирует ее оперение.
— Стопаньки, шнурик! — произнес справа чей-то тихий голос.
Калинов медленно повернул голову. За огромным дубом стоял парень в джинсах и безрукавке. Это был Игорь, сын Лидии Крыловой. Он двинулся к Калинову, держа наготове заряженный арбалет. Левый глаз парня украшал солидный синяк.
Вокруг снова был обычный земной лес. И голоса птиц, разносившиеся по лесу, были знакомы с детства. Только солнце, лучи которого с трудом пробивались сквозь плотные кроны деревьев, имело густооранжевый цвет. Как апельсин.