Искаженная спираль
Шрифт:
Сам же Ясуши семьей был не отягощен, о деревне погоревал, да и принялся за заказы, через месяц оказавшись в Сора-ку, как охранник группы контрабандистов. Огляделся, завел себе пару любовниц, а потом и дело. Местные, правда, драли за “место и крышу” половину выручки, но громиле хватало, хотя и раздражало. В Коноху же он, помня последние слова командира, соваться не хотел, да и не задумывался особо.
Вообще, оказался он несколько, вот даже не знаю, сегоднядневен как-то. Не дурак, но жил сегодняшним днем, о будущем просто не думая. Но клановость в нем была, да и косточка зольдатена проявлялась, так что Хизуми-доно сказал “надо!”, Ясуши-кун ответил “Хай!”.
А вот с местнообитающими Удзумаки оказалось забавно. Была еще семейная чета, лет двадцати пяти, оба медики. Детей не было и медичили себе помаленьку.
А еще было большое семейство Удзумаки “местных-аборигенных”.
Подозреваю, что не нукенинов, а, скорее, потомков нукенинов, потому как обитали эти товарищи в Сора-ку не первое поколение, печатями не шибко сложными перебиваясь. Ну и с завидной периодичностью посылали отпрысков к Ясуши в “работники”, с очевидными целями технического шпионажа.
Подумал я и решил, на “аборигенных Удзумаки” забить. То есть, возможно, через лет сколько-то и попробовать к лапам прибрать, но пока нафиг мне такие кадры не сдались. Так что наказав Ясуши готовится к переезду, уточнил место пребывания четы медиков, да и отправился к ним.
Последние были, как и предупреждали, лет двадцати двух — двадцати пяти, притом изрядно похожи друг на друга. Отрекомендовались Сота и Кохару, как не удивительно, Удзумаки. На предложение “присоединиться” стали задавать массу технических и ерундовых вопросов, однако, наконец, выдали основную причину сомнений.
Выяснилось, что медики сии — двоюродные брат и сестра. Причем еще в Узу вместе им быть “воспретили”. А любовь у них вот прям с детства и невозможная. Так что мотало их по элементальным странам с миссиями, с короткими “походно-полевыми” дружбами телами и тянулась эта сантабарбара уже лет пять. Ну а после падения Узу, любители “запретной любви” погоревали, но воссоединились не только сердцами. И вот вопрошали, сии деятели, смотря на мою персону с сомнением, а не разлучат ли их.
Ну в принципе, двоюродные, как по мне, дело неоднозначное. Проверить совместимость, как минимум, надо. Да и прямо скажем, как носителям генов, им ну вот совершенно не обязательно в свой тесный, полуинцестуальный кружок кого-то принимать. В конце концов искусственное оплодотворение никто не отменял, если уж все совсем плохо.
Выдал я этим деятелям свои соображения, полюбовался на ошарашенные физиономии, осведомился, с чего фигеют, выслушал ответ и офигел сам. Понятия искусственного оплодотворения эти, ранга В чакра-медики, не знали. Вот совсем.
И вот то ли я дурак, то ли лыжи не едут. Я конечно канон не на сто процентов помнил, но о клонировании говорилось, причем не чакра, а вполне биологическом. Хотя, может это прерогативой отдельных ученых было, или еще что.
В общем, плюнул на неучей своей, высокообразованной слюной и провел ликбез, на тему “пестиков и тычинок” без дружбы телами. Высококвалифицированные специалисты с круглыми глазами моей мудрости повнимали и, вроде, в смысл вникли. Потому как рожами посветлели и двинули собирать манатки для переезда.
Ну а я, слегка прибитый бредовостью реальности, в которой пересадка глаза — обыденность, а дети без койки — чудо дивное, направился к местным торговцам живым товаром. Ибо работники, несмотря на прибавление, все равно в особняк нужны.
А вот прибыв к обиталищу местного, торгующего в городе работорговца, я узнал две презанятные вещи. Первая, это “возможные” Удзумаки — это возможные рабы, что не сильно обрадовало. И второе, что я человек в высшей степени спокойный, к различным отклонениям и девиациям более чем лояльный. Но слегка, немного, совсем чуть-чуть расстраивающийся, когда мне предлагают родственников, возрастом лет шести, не более, для постельных утех.
Понял я это, счищая с кулака костномозговую эмульсию, бывшую недавно головой почтенного торговца. Сопровождающие мои, оперативно охранников торговца прирезавшие, обратили на меня вопросительные взгляды. Впрочем фраза, вполне соответствующая действительности: “оскорбление клана и его главы”, их более чем удовлетворила.
А я, выковыривая разрабощенных, родственных мне спиногрызов, думал что делать с остальным товаром. Аболиционистом я не был, рабство считал проявлением социума и социальных взаимоотношений. По сути, раб — это индивид с отсутствующей социальной ответственностью. И как следствие, отсутствующими социальными правами. Все в рамках закона уравновешено и, будучи для лица принявшего на себя социальную ответственность раба ценным активом, раб жил вполне в рамках юридического баланса.
То есть, бороться с рабством как с явлением, у меня никакого желания не было. Явление неприятное, но обусловленное массой факторов. Например раб, умерший от голода и болезней — нонсенс, в отличие от кредитного раба первого мира. Впрочем, сейчас стоял вопрос не политико-социальных взаимоотношений, а весьма конкретный. Вот прибил я типа, которого в целом прибить право имел. Но его “товар” достался мне как трофей и что мне с этим товаром делать?
В итоге плюнул, собрал всех порабощенных и поставил перед фактом, что вот лично мне нужно ограниченное количество работников в усадьбу. Остальные могут идти нафиг, возможно даже по своим делам. Треть из полусотни присутствующих, на последних словах, нафиг и срулила. Видимо, как раз “насильно порабощенные”. Десяток из оставшихся сели где стояли, принимая “решение господины, а мне на все пофиг”, ну а из оставшихся я отобрал тройку парней и тройку же девчонок, на пару лет младше возраста своей тушки.
Уходя с места жестокого грабежа, убийства и вандализма, увидел еще четверку, покинувшую “рабский магазинчик”. Остальные, очевидно, остались ждать “нового господину”.
В результате из городка выбирались уже в сумерках, немалым таким караваном. Местная шпана, в количестве двадцати рыл, попыталась “побазарить за жизнь”. Видимо, что-то ребятушкам не понравилось. Впрочем, мне не понравились они целиком, так что остановив охранников жестом, просто заключил группу не товарищей в барьер. Посмотрев на копошащуюся гопоту, как на то, чем они и являлись, свалил из воздушного района на фиг.
До Конохи, табором, добирались почти пять дней. Ну и на месте беготня с бюрократией, бумажками, медицинскими проверками, размножательной Эйкой и прочими немаловажными вопросами заняла два дня.
Но, через неделю, смотря на восход, я не менее целеустремленно, чем в прошлый раз, в него и срулил.
19. Рекурсия иногда возвращается
Брел я значится, по дороге, обрамленной, как ни удивительно, заготовками для лесопилки. И были эти заготовки поболее секвойи стандартной, да.