Искра

Кеммерер Бриджит

Она подумала о тех последних поджогах в их районе. Говорил ли он ей, что он причастен к ним?

Это он поджег конюшню?

Они лежали вместе на траве не меньше пятнадцати минут, может, больше. Если это он поджег сено, или стог, или что-то еще, то как долго это все вообще могло тлеть и разгораться, пока не стало настоящим пожаром?

Ну, уж точно быстрее, чем пятнадцать минут, правильно?

И когда бы он мог успеть все это сделать? Хотя она и не смотрела на него непрерывно, но они все равно были вместе

этим утром, и она не видела возможности, как бы он мог взобраться на сеновал и поджечь его так, чтобы она не заметила.

Но ведь кто-то это сделал?

Она продолжала повторять в голове слова, как будто это была математическая задачка, и все что ей требовалось — найти правильное решение и определить неизвестное.

В тот вечер, когда я впервые подвез тебя до дому, это был вечер, когда в первый раз... Вечер, когда в первый раз что?

Ее мать задернула ширму, и железки на подносе, что стоял рядом, загремели. Несмотря на то, что на матери были белая теннисная юбка и розовый укороченный свитер, ее макияж был безупречным, глаза идеально подведены, тушь не размазана. Даже помада выглядела так, будто бы она ее только что нанесла.

Лэйни мимоходом подумала о том, сколько же времени она потратила, прежде чем выйти из дома, чтобы приехать к дочке в больницу.

И еще подумала, действительно ли мать играла в теннис.

— Малыш. Ты в порядке?

— В полнейшем, — ответила Лэйни без интонаций. Малыш. Это было словно ругательство из уст ее матери. Она провела больше времени по другую сторону ширмы, чем с Лэйни.

— Я собираюсь вызвать доктора, — заявила ее мать и поджала губы. — Неужели они не знают, сколько я делаю для этой больницы. Я собираюсь дать этим людям небольшой…

— Нет, — спокойно ответила Лэйни. — Здесь есть люди, которые действительно больны. Я могу подождать.

Ее мать открыла рот, чтобы выразить протест, но тут у нее зазвонил телефон, и она занырнула за ним наманикюренной ручкой в роскошную дизайнерскую сумку.

Лэйни выдохнула. Она уже была готова отправиться домой и принять душ.

Ее одежда пахла лошадьми и дымом, сладкий запах люцерны от сена, смешанный с сажей и пеплом. Она даже не расстегнула свою куртку, понимая, что водолазка под ней была грязной и мокрой от пота.

И ей надо было побыть одной.

Ей надо было время, чтобы подумать.

К ним подошла медсестра в розовом костюме с нарисованными леденцами. В одной руке у нее были какие-то бумаги и доска с зажимом для них, и она взглянула на отца Лэйни, который отвлеченно набирал что-то на своем Айфоне, и на ее мать, что болтала по телефону что-то про матч со знаменитостями.

Такие деловые.

Медсестра заколебалась.

Лэйни протянула руку.

— Давайте. Я могу сделать это сама?

—

Милая, это должны подписать твои родители, — сказала медсестра.

Лэйни взглянула на отца.

— Пап. Эй. Подпиши.

Не глядя, он протянул руку, продолжая набирать что-то на телефоне.

Просто прекрасно. Это напомнило Лэйни тот день, когда он приперся к Габриэлю и достаточно пренебрежительно пообщался с Майклом.

Лэйни посмотрела на медсестру.

— Прошу извинить нас. Они обычно не ведут себя так, словно им до фонаря.

Ее высказывание привлекло внимание отца.

— Так, смотри. Мне надо было быть в суде сегодня утром.

Лэйни посмотрела на него с притворным удивлением.

— Поверить не могу, что я забыла добавить это в твое расписание.

Ее мамочка смеялась в телефон и придерживала ее за руку.

— О Боже, это невыносимо. Разрешите мне выйти в холл. Тут такая суета.

Лэйни сползла с носилок. О, если бы Саймон был здесь, но нет, отец отправил его в школу.

— Пойдем отсюда, — сказала она. — Ты можешь вернуться в суд, мама вернется к теннису, и я могу пойти обратно в школу.

Ее отец склонился над формой, видимо, пытаясь понять, что именно он подписывает.

— Ты не пойдешь в школу. Врач сказал, чтобы ты оставалась дома и отдохнула, чтобы убедиться, что нет никаких скрытых травм. — Он нарисовал заковыристую подпись внизу формы.

— Но он же сказал, что я в порядке.

— Разговор окончен.

Естественно окончен, как обычно. Лэйни вздохнула.

Ее отец вернул подписанную форму медсестре и посмотрел на Лэйни.

— Я скорректировал расписание. Я останусь с тобой, пока Саймон не вернется домой.

Да, после этого ей должно было резко полегчать. Но что-то не полегчало.

Это выглядело как какая-то обязанность с его стороны.

Она даже не сказала маме до свидания и не высказала ни грамма злости, мамочка просто исчезла где-то в коридоре со своим телефоном, и нигде не было ни намека на ее присутствие.

Может быть, она вообще забыла, зачем изначально приехала в больницу.

Лэйни загрузила себя в отцовский BMW и уставилась в окно.

Она размышляла, в порядке ли Габриэль. Он ведь тоже был в этом огне. И он не получил никакой медицинской помощи.

Он убежал, когда показались огни машин. Это намекало на какую-то вину.

Но его глаза после пожара, в этом взгляде не было никакой вины. Только страх. Печаль. Сожаление, когда он говорил, что кто-то из лошадей оказался в ловушке.

Конюшня была ее святая святых. Она будет оплакивать ее так же, как и лошадей. Габриэль понимал это. Уважал это.

И она знала об этом.

С моим секретом связаны огонь и пожары.

Если бы Лэйни могла позвонить ему. Потребовать ответов.