Искра

Завадская Анна Владимировна

На пальце блеснуло колечко — моё единственное украшение. Я видела, как заблестели глаза у некоторых личностей. Специально для них откинула назад полу плаща, показав ножны с клеймом звезды. Блеск потух, но не у всех. Кое у кого моя персона вызвала определённый интерес. Например, у тех путешественников за дальним столом. Наверное, ищут проводника. Мои предположения подтвердились, когда трактирщик, принеся ужин, тихо спросил:

— Это, конечно, не моё дело, но у вас, госпожа Искра, срочный заказ, да?

— А что такое?

— Тут несколько достопочтенных граждан ищут проводника

до Камень-града и чуть дальше.

— Это, конечно, не моё дело, но я не пойму, зачем им проводник до Камень-града. Северный тракт ведёт прямо в город. В любом случае, я выезжаю часа через два, не думаю, что им это подойдёт. Если желают, я могу их найти потом, в Камень-граде. Дня через два. Как ты уже понял, я действительно выполняю заказ.

— Конечно, госпожа Искра. Вот только это действительно очень серьёзные клиенты.

Это было что-то новенькое: солидные клиенты ищут проводника в обыкновенной таверне. Интересные времена настали.

Когда трактирщик подошёл к путникам, один из наёмников негромко, то так, чтобы я услышала, сказал:

— Не стал бы я нанимать бродягу-женщину, якшающуюся с дикими зверями. Даже в проводники до Камень-града.

Я даже голову не повернула. Лишь Карвин на минуту оторвался от своего блюда и, посмотрев на наёмника, громко каркнул. Зычно так, ещё и крылья расправил. Жуть. Этого хватило, чтобы заткнуть рот остальным.

Трактирщик больше не подходил. Я спокойно продолжала ужин. Вновь поднялся приглушённый шум обычных разговоров ни о чём. Карвин наелся раньше всех и теперь взлетел под самую крышу, на балку, чистить свои крылья. Хорошо хоть догадался на проходе усесться. Чёрная была не голодна и потому практически не притронулась к прекрасному куску мяса, предоставленного ей трактирщиком. Я же съела всё, не торопясь, но и не особенно смакуя. Летунья должна немного отдохнуть перед дорогой.

В путь я выехала часа через три. К тому времени большая часть местного люда уже разошлась, путники отправились спать, а трактирщик, провожая меня, сунул в руку небольшой кусочек бумаги. Я расплатилась и уехала.

Лунная ночь, добрый конь, верные спутники и полный желудок. Здорово. Хотя что это за тучи надвигаются? Никак метель решила нас осчастливить своим появлением? Точно, метель. Холодный ветер пронизывал до самых костей, так что скоро от тепла, которым я запаслась в таверне, не осталось и следа. Надвинув капюшон, я пригубила свою любимую фляжку. Пусто! Придётся воспользоваться запасной, вот тут, в седельной сумке. Полнёхонькая, родимая!

Крепкий настой обжёг горло, согревая и придавая сил. Секрет этого напитка, настоянного на полусотне трав, знали только бродяги. Он не одурманивал мозги, как брага или плохое вино, а наоборот — придавал мыслям ясности и отгоняя прочь сон.

Однако, то ли из-за холода, то ли из-за снега — вкус мне показался немного иным. И через время я поняла, в чём дело. Но было поздно. Боль разлилась внутри плавленым железом, сдавленный крик вырвался из моих уст.

— Карвин! Скорее!

Ворон стрелой ринулся вниз. Достав из потайного кармана пакет, я слабеющими руками запихнула его в специальную кожаную сумочку и прикрепила её к Карвину.

— Камень-град, магу Вайону. Убедись, что это действительно он. Лети скорее!

Сил держаться на лошади больше не было. Припав к шее Летуньи, я прошептала:

— Чёрная, беги в ближайшую лесную стоянку. Расскажи всё. Прощай.

"Нет, сестра. Я не брошу тебя."

— Ты мне сейчас ничем не поможешь. Беги! — сказала я, падая с лошади в снег. Когда же они успели отравить мой настой?

Интересный яд. Боль такая, что двинутся не можешь, мышцы судорогой свело, уже и сил терпеть это нет, а смерть всё никак не доберётся до тебя. И кто же так меня "полюбил"?

Как в тумане видела, что Чёрная сказала пару фраз Летунье, после чего та умчалась, как ошпаренная. Я же ей сказала уходить! Коню-то ничего не сделают, а вот увидят волчицу, что сразу подумают? А она легла рядом и согревает меня своим дыханием.

"Беги, глупышка, спасайся!" — мысленно сказала я: на слова сил не было.

"Нет, сестра. Я останусь с тобой до конца. Ещё одной потере я не вынесу. Прости."

Ночь подходила к концу, вокруг светлело. Скоро тракт заполнится людьми.

Я не понимала, что происходит со мной, почему вдруг Чёрная подорвалась и завыла так, что мурашки по коже побежали. И через секунду до меня дошло: арбалетная стрела упала в сугроб в полуметре от Чёрной. Слышались какие-то голоса, крики, потом чьи-то руки подхватили меня и отнесли в какую-то крытую повозку или фургон, где заботливые руки пытались помочь мне, растирая замёрзшее тело душистым маслом и согревая душу тёплыми словами. Я не понимала и слова из того, что она мне говорила, мои глаза не видели ничего, кроме размытых силуэтов и пятен разного цвета. Несмотря на все её старания, мне становилось только хуже. Боль не покидала моё тело, а наваливалась с ещё большей силой.

Кажется, мужской голос что-то спросил, ему ответил женский, полный отчаяния. Бросив короткую фразу, мужчина ушёл, а женщина через несколько минут дала мне (вернее, залила в меня) какой-то отвар, после чего я сразу же отключилась, благодаря все высшие силы за то, что прекратила чувствовать эту боль.

Уже во второй раз в жизни я открываю глаза и удивляюсь, что ещё могу это делать. Казалось бы, уже всё, конец мне — и вновь, я ВИЖУ вполне материальный потолок из досок, спина ЧУВСТВУЕТ мягкую постель, и свет солнца пробивается сквозь ставни. Я жива.

Кто я? Подняв руку, я увидела кольцо и вспомнила.

Где я? Это оказалось сложнее. Комната была не похожа на гостиничный номер или комнату в таверне, на Лесную стоянку тоже не похоже. Стены — каменные, комната большая, на полу — камыш, окна закрыты ставнями. Тихо.

Я попробовала сесть — это у меня получилось с третьего раза. Встать я не решилась. На столике возле кровати — фрукты и кувшин с водой. Утолив голод и жажду, я всё-таки попробовала встать. И чуть не упала, еле удержалась, но свалила кувшин. Конечно, он разбился. Тут же открылась дверь и ко мне подбежала девчушка лет пятнадцати, усиленно старавшаяся казаться старше.