Искушение Анжелики
Шрифт:
Если бы Жоффрей был рядом, она поделилась бы с ним своими сумасбродными мыслями, а он посмеялся бы над ней и успокоил ее.
Но Анжелика была одна…
«…Мне кажется, что все готово, что вот-вот произойдут ужасные события»,
— сказала бы она ему.
— Какие, моя дорогая?
— Не знаю, но мне страшно!
Ей казалось, что она слышит голос отца Вернона:
«Когда начинаются дьявольские действа…»
Анжелика ворочается на холодной постели в поисках успокоения и тепла. Сейчас она встанет и отправится на поиски Жоффрея. Она скажет ему: «Прости меня! Прости! Клянусь,
Но он неумолим, мрачен и так же далек, как и во времена Рескатора. Она не может себе представить, что он мог быть с ней таким нежным, и что каждая минута их жизни была столь важной для их интимной близости.
«О! Любовь моя! Мы были такими веселыми и в тоже время серьезными любовниками. Эти безумные ночи… Сколько смеха, безоблачных радостей, когда, не стыдясь, мы могли до бесконечности любоваться друг другом. Ты помнишь, когда разразилась эпидемия оспы? И, в особенности…» Тут глаза ее наполнились слезами. Она видит Пейрака, склонившегося над маленькой фигуркой Онорины, которую обидел Кантор. «Подойдите, мадемуазель, я прикажу дать вам оружие…» Я думала, что любовь будет всегда с нами… Безумная!»
Анжелика переворачивается во сне. Ей снится, что ее, некогда золотистая коса приобрела ужасный оттенок и висит, подобно веревке, вдоль тела. Все эти видения следуют одно за другим, перемешиваются, она начинает задыхаться. Ей чудится демон, оскал его зубов ужасен и напоминает росомаху Вольверину.
Страшный крик вырывается из ее груди. Анжелика просыпается. Этот крик все еще звучит у нее в ушах, но всем своим телом она чувствует затухающие в ней сладострастные ощущения. Еще несколько мгновений назад ей снилось, будто она лежит в объятиях какого-то ужасного и в то же время необыкновенно нежного существа.
Она помнит этот крик, однако кричала не она.
И снова она слышит пронзительный женский крик. Он доносится снаружи сквозь утренний туман.
Анжелика бросается к открытому окну. Внизу у самой земли все покрыто розовой дымкой тумана, сквозь которую пробиваются первые проблески света нарождающегося июльского дня, который обещает быть очень жарким. В этой утренней тишине чувствовалось что-то непроницаемое, подавленное.
Сердце Анжелики билось неровно и никак не могло обрести нормальный ритм. Было так тихо, что ей казалось, будто она все еще спит.
Она снова слышит крик. На этот раз он явно доносится со стороны сарая, где расположились на ночь потерпевшие кораблекрушение молодые француженки.
— Боже! Что там еще происходит? — воскликнула Анжелика.
Она выбежала из спальни, растолкала дремавшего охранника, приказала ему открыть ворота форта и попросила одного из охранявших потайную дверь испанцев проводить ее. Туман был такой густой, что в двух шагах ничего не было видно.
У сарая беспорядочно мелькали какие-то фигуры.
Анжелика подбежала в тот самый момент, когда два здоровенных детины, вооруженные тесаками, готовились сразиться, несмотря на то, что они с трудом могли разглядеть что-либо в трех шагах от себя.
— С ума сошли! — закричала она. — С какой стати вы устраиваете здесь побоище вместо того, чтобы находиться на своем корабле?
— Это
— Как это, ваших жен?
— Ну тех, которые там, мадам.
— С чего вы взяли, что это ваши жены, если они появились здесь только вчера?
— Мадам, ведь это господь Бог послал их сюда для нас, экипажа «Сердца Марии». Это было и в контракте. А отец Бор сказал нам: «Молитесь!» Мы молились, вот Бог и…
— Значит, вам известны намерения Господа Бога относительно вас? Вы думаете, что ОН способен творить чудеса только для вас? И под этим предлогом вы бессовестно присваиваете себе бедняжек, выброшенных на берег бурей… Это уж слишком! Я поражаюсь, — продолжала она, глядя прямо в глаза матросу, — что вы осмелились втянуть в такое дело ваших людей. Когда господин губернатор и ваш капитан узнают об этом, вам порядком нагорит.
— Однако, госпожа графиня, замечу, что…
— Еще чего, — взорвалась Анжелика. — Что за сумасбродные мысли вы вбили себе в голову?… А вам, Ванно, не удастся так просто выкрутиться, и я обещаю, что вам придется посидеть на бушприте, и вы лишитесь места боцмана.
— Но, мадам, это ведь не мы.
— А кто же?
Туман начал рассеиваться, и Анжелика увидела группу матросов с «Бесстрашного», пиратского корабля, которым командовал капитан Ванерек. Все они были отъявленные висельники. Складывалось впечатление, что ими верховодила красавица Инее, голову которой венчал «мадрас» из желтого атласа, а загорелую шею украшало коралловое колье.
— Когда я узнал, что эти грубияны с «Бесстрашного» вознамерились «побеспокоить» наших.., ну, этих дам, мы с несколькими приятелями бросились им на помощь, — объяснил Ванно. — Мы не могли позволить, чтобы эти грязные пираты, эти липовые флибустьеры, эти висельники притронулись к ним.
— Какое тебе до этого дело, жирный кусок солонины? — выкрикнул с сильным испанским акцентом его противник, по-прежнему сжимавший в руке длинную блестящую шпагу. — Тебе, должно быть, известен пиратский закон: в колониях все женщины принадлежат команде зашедшего на отдых корабля. Драться согласен, но мы имеем на этих «птичек» те же права, что и вы.
Ванно сделал угрожающее движение в сторону противника, но Анжелика, не обращая внимания на подрагивавшее всего в нескольких дюймах от ее лица острие шпаги, властным взглядом остановила его.
Бранясь, бурча и переругиваясь, обе группы окружили Анжелику, враждебно поглядывая друг на друга и цедя сквозь зубы смачные ругательства на всех языках Земли.
Инее начала на испанском языке подстрекать своих на бунт, однако Анжелика без особого труда заставила замолчать и ее. Она подозревала, что Инее подбила матросов с «Бесстрашного» на эту авантюру из детской ревности, для того, чтобы доставить ей неприятности. Вызывающий вид маленькой испанки не производил впечатления на Анжелику, поскольку ей был хорошо знаком этот тип женщин, и она знала, как ими управлять. За их внешней горячностью не было злобы, и они были опасны лишь тем, что умели возбуждать мужчин и толкать их на любое безрассудство.