Искушение астрологией, или предсказание как искусство
Шрифт:
Если сила была первым лекарством от ереси, рассудок был вторым. Испанский проповедник, ныне известный как святой Доминик, в начале XIII века достиг определенного успеха в борьбе с альбигойской ересью в Лангедоке. Он обнаружил, что доводы Церкви кажутся более привлекательными в том случае, если высказываются человеком, демонстрирующим самоотречение, а не только требующим его. Памятуя об успехе Доминика, Иннокентий III в 1216 году создал доминиканский орден.
С самого начала доминиканцы сосредотачивались на высокодуховной, интеллектуальной защите католической веры. Братьям, членам ордена, давали чин в соответствии с их умственными способностями и назначали на начальственные посты на основании их талантов. Орден ожидал глубокой религиозности от своих приверженцев, однако цель его была
Так зарождалось мощное интеллектуальное движение.
«Менструирующая женщина, — утверждал Альберт Магнус, — взглянув в новое зеркало, испустит облако крови в него» [100]. Как и у всех доминиканцев той поры, мировоззрение Магнуса основывалось на суждениях Аристотеля. А Аристотель говорил так: «Если женщина посмотрится в хорошо отполированное зеркало во время менструации, поверхность его затуманится кроваво-красным». С уверенностью безумца Аристотель добавлял: «Если зеркало новое, пятно будет трудно оттереть» [101].
Эти взгляды настолько расходятся со здравым смыслом, что стоит потратить время и поставить все с ног на голову, чтобы лучше рассмотреть те физические тонкости, которые они прячут. Давайте пойдем против фактов и допустим, что новые зеркала краснеют из-за менструирующих женщин. Альберта Магнуса, взгляды которого уходили корнями в миф, занимал вопрос, делают ли женщины это с помощью действия на расстоянии. Видимо, нет, понял он. При обычных обстоятельствах человеческий взгляд испускает в воздух «теплые испарения» и «неуловимые сущности». Во время менструации кровь выходит из всех вен женского тела и смешивается с теплыми испарениями. Распространяющиеся, словно туман, испарения покрывают зеркало на расстоянии, как, очевидно, и все остальное поблизости от женщины. Женщины действуют локально. Совершенно обычные циклы причин и следствий переходят, покраснев от крови, из их глаз на зеркало, в которых они отражаются. Никакого действия на расстоянии нет. Нелепый пример послужил доказательством физического принципа.
Самый знаменитый из первых доминиканцев Альберт Магнус родился в 1206 году в Лауингене на реке Дунай и получил образование в Падуе. «Магнус» [27] — не прозвище, данное за рост, а нечто вроде перевода на латынь его родовой фамилии «Де Гроот». Так что Альберт Магнус вошел в историю каквеликий в силу того, что его звали Великим. Такая вот ирония судьбы и повод для раздумий. С юности его жизнь была окутана легендами. Ходили слухи, что Магнус наделен волшебными способностями. Злопыхатели уверяли, что он ведет непринужденные беседы с дьяволом. А некоторые доходили до того, что утверждали, будто Магнус тайком собрал механизм, способный разговаривать. Дальше ткань легенды еще сильнее разукрашена вышивкой домыслов. Однако современники заверяли, что видели, как Фома Аквинский крушил инфернальное устройство в приступе негодования. Когда другие современники приписали Альберту открытие философского камня, его репутация волшебника еще больше возросла, так что в юности он уже казался опасным человеком.
27
Magnus — большой, великий ( лат.).
Но вскоре после этого Альберту Магнусу было видение, в котором пред ним предстала Дева Мария. Это событие прекратило все разговоры о его связи с волшебством и темными силами. Магнус вступил в молодой доминиканский орден в 1222 году и в следующие пятьдесят восемь лет посвятил себя натурфилософии. Подобно аль-Кинди, на которого он во многом похож, Альберт Магнус снискал славу как ученый энциклопедических знаний. Магнуса занимали философия и ботаника, зоология и физика, математика и логика. И самое главное, он был человеком поразительной любознательности.
Единственный из схоластов, Альберт Магнус был одержим действием на расстоянии [102]. И опять же его единственного, видимо, преследовала неискоренимая мысль о важности сей проблемы. Невозможность действия на расстоянии казалась ему важным принципом упорядоченности мира. Действие требует объяснения. А посему действие требует контакта.Этот принцип подразумевает, что христианский Бог должен присутствовать везде одновременно, совпадая телесно с самой Вселенной. В противном случае Он не смог бы действовать, а без Его постоянного вмешательства Вселенная ушла бы в небытие. Dues est ubique conservans mundum, как говорили теологи. Бог — везде, и повсюду Он бережет мир. Тело Христа вездесуще. Тут можно заметить некую общность между мусульманской и христианской мыслью.
Но, придя к выводу о действии на расстоянии, Альберт часто ловил себя на том, что примеры из жизни расшатывают его уверенность. Его мысли непостоянны. Он никак не может взять их под контроль. Некоторые люди, замечает он, наделены силой обаяния: «Душа одного человека действует через глаза или иной орган чувств на благо или во вред другому» [103]. Прямой холодный взгляд, пристальный прищур помогают завоевать души других. Если при этом причиняется вред, говорят о «дурном глазе». И рассказы о нем существуют в разных культурах от начала времен. И уж в XX веке их знают многие. Простых немцев Адольф Гитлер подчинял голосом, а политических сторонников — взглядом. Понятие «дурной глаз», по-видимому, и выражает действие на расстоянии, отмену пространства и времени. «Определенная способность изменять мир заложена в душе человеческой», — писал Магнус. И тут он, без сомнения, прав. Глупо это отрицать.
Какой бы ни была природа дурного глаза, проблема действия на расстоянии снова появляется в самих недрах богословия. Христианская доктрина не оставляла сомнений в существовании ангелов (как и демонов). Но тогда ангелы, раз они определены, неизбежно ограничены в пространстве. Одни пребывают в одной части небесного свода, другие — в другой. Как же тогда они общаются? (Quo sermone loquantur Angeli?) Удивительно образно Альберт сравнивает двух ангелов, пытающихся поговорить, с космическими маяками, разделенными большим расстоянием. Он спрашивает: при каких обстоятельствах посланные ими лучи света столкнутся? Его ответ — чудо здравого смысла. Между маяками не должно быть поглощающих стен и отклоняющих зеркал. И они должны быть повернуты друг к другу. Иначе их сигналы затеряются в пространстве и никогда не встретятся. Кроме того, сила испускаемого каждым маяком луча должна быть пропорциональна расстоянию между ними. Как отмечает Магнус, «свет из Англии не встречается со светом из Италии». Все это вполне соответствует здравому смыслу. Маяки используют лучи света для связи, а свет — это физический сигнал. На больших расстояниях маяки общаться не могут [104].
Дальше аналогия между ангелами и источниками света начинает пугающе распадаться, поскольку предполагает, что разделенные пространством ангелы должны разговариватьдруг с другом. Стало быть, им нужны органы слуха и речи. Именно здесь Альберт начинает колебаться, и его четкое понимание сложных физических законов вступает в конфликт с принципами христианского вероучения. Если знание течет подобно свету от ангела к ангелу, оно должно распространяться. И сколько бы Альберт ни рассматривал вопрос распространения знаний ангелами, он приходит к осознанию того, что только физическая система может распространять физический сигнал. А ангелы бестелесны, как учит Церковь. Тут сталкиваются разные доктрины.
Магнус решил свои затруднения с помощью философской стратегии, которая полна идей, но лишена ясности. В каждого ангела, утверждал он, заложена возможность узнать все истины о мире природы. Однако они не всегда проявляют эту способность. Если один ангел хочет передать мысль другому, который далеко от него, он отправляет ее в свое собственноеангельское сознание, после чего она немедленно становится доступной ангельскому сознанию второго ангела. В квантовой механике этот процесс называется запутанностью квантовых состояний, и в теоретической физике он не более понятен, чем в богословии.