Искушение силой
Шрифт:
Следить за ней, ждать изменений, ощущать опасность и угрозу. С трепетом засыпать, одновременно и надеясь, и боясь увидеть эти изменения. Предвкушая новый вызов и боясь потерять последнюю цель в жизни.
И это случилось.
Спектр излучения изменился. Не в один момент. Возможно, уже не первый сон эти изменения накапливались, но стали видимы только сейчас. Окружающий точку ровный бордовый цвет потерял яркость и насыщенность. Всего на тон, незначительно, и можно компенсировать это воздействие, просто сконцентрировав больше бордового тумана.
Можно. Но, не нужно.
Не спугнуть. Не насторожить.
Мечта
Тьма должна поглотить зелень, возвращая атмосфере планеты дуальность. Только тьма может управлять лазурно-бордовым туманом. Отклонения от текущего состояния недопустимы. Опасны. Угроза Совершенству. Угроза Гармонии.
Густав, радостно рыкнув рванул с места, стремительно набирая максимальную скорость. Связь с новой жертвой тянет его ровно в том же направлении, в котором расположена тёмно-зелёная точка. Каждый последующий сон, это он уже знал точно, будет подыскивать ему новую жертву совсем недалеко, буквально в полудне — дне пути, но каждый такой путь будет приближать его к далёкой цели.
Охота началась. Охота его мечты.
Его ждёт далёкая холодная Москва, в которой пробудилось к жизни что-то, несущее угрозу существованию Густава. С лёгким смешком Густав, вспомнив своего прадеда, которые точно также когда-то много лет назад ходил на эту далёкую холодную Москву. Вернулся живым, но битым.
Густаву стало смешно, он задрал морду и завыл, вкладывая в этот душераздирающий вой всю ярость вызова: «Жди меня, Москва, я иду и за себя и за прадеда».
Москва ждала, скрывая в себе что-то неизвестное. Опасное.
Глава 4
Утро первого сентября было необычайно прекрасным. Рассвет, который я смог, в конце концов, увидеть своими глазами, делал столицу моей родины сказочно красивой.
Остовы полуразрушенных небоскрёбов, горы битого стекла и тронутые лишь временем завалы из стали и бетона, в утренней дымке казались сказочными богатырями, восседающими на своих богатырских скакунах и ведущих на поводу по нескольку подменных.
Сотнями богатырей и тысячами скакунов…
Сказочное воинство как будто собиралось на смертельную сечу, былинные воины перекрикивались гортанными фразами на незнакомом языке с угрожающими рычащими согласными и протяжными гласными.
— Уаа-грр-уу-рр-граа! — кричит какой-то из богатырей вдали и утренняя дымка разносит его клич, многократно отражая и искажая.
— Грааа!
— Рруу-груу-уу-ааа!
Вторят ему его «товарищи» и утро резко теряет сказочное очарование.
Ещё несколько минут мне удаётся удерживаться на грани грёз, не акцентируясь на мрачности и безысходности окружающей действительности, но и это состояние уходит. Солнце встало, начинается новый день.
По развалинам столицы неторопливо шарятся редкие искажённые, оживляя своим, на первый взгляд, хаотичным движением мёртвый город. Их взгляд тускл, движения вялы, перемещения бесцельны. Кажется, как будто они отрабатывают наполовину сломанный алгоритм, из которого выпали некоторые важные действия и вместо них тела искажённых просто ненадолго замирают. Но, это ощущение ошибочно. Кажущаяся медлительность, вялость и бесцельность — большая ловушка для обычных людей, могущих решить, что эти твари не опасны и есть шанс проскочить у них на виду в какой-нибудь ещё не разграбленный магазинчик.
Правда, обычных людей, которые бы купились на видимую слабость искажённых, после года полного песца, творящегося под лучами Солнца, уже не осталось. Всех съели. И убили.
Те же, кого ещё пока не съели, съеденными быть не стремятся и сюда, внутрь МКАДа, стараются не забираться. Так мне объяснял Семён и к таким же выводам пришёл я сам, ещё из стационарного кармана прощупывая территории Бездной, пока медленно и кропотливо выдавливал влияние Королевы из ближайшего охвата.
Прошедшие две недели были одновременно скучны и однообразны, и наполнены событиями.
Варпис, попросивший теперь называть его Петром, и Тра, решившая окончательно оставить себе игровое имя, поочередно снабжали меня трупами жрунов, которые я анализировал, снимая информационные матрицы и пытаясь найти новые шаблоны, раскладывал на составляющие и забивал «ёмкости» биоматериалом. Пока один охотился, второй служил моим ретранслятором в общении с поисковиком Семёном, медленно, но уверенно восстанавливающимся и даже адаптирующимся под бедную на «энергию» обстановку.
Заодно Семён обживал наше убежище, оказавшись первым его жильцом, кому требовалась вода, еда и место, куда можно было бы «сбросить» отходы жизнедеятельности. Без электричества у нас не работала кухня, санитарный блок и холодильники, но небольшой запас консервы: тушёнки и каш, был поисковику за счастье. Он так забавно млел и в предвкушении щурился, когда разогревал своей способностью банку, тратя на это все накопленные крохи энергии, и чуть не урчал, когда ложкой выскрёбывал последние крошки деликатеса.
Сбой в отлаженный ритм внёс Пётр, крупно облажавшись на очередном выходе. Понадеявшись на свои органы чувств, Пётр немного легкомысленнее, чем обычно, отнёсся к изучению обстановки. Мол, если никого не вижу и не ощущаю, значит, никого и нет. И нарвался на странного искажённого, способного, замирая, становиться не обнаружимым не только в видимом диапазоне. Как потом Пётр мне клялся и божился, даже бегло задействованное тепловое сканирование не показало в инфракрасном спектре никаких сигнатур, отличных по температуре от окружающего пространства. И никакая повышенная сила и скорость Петра уже не спасли, когда на него сзади навалилась эта туша, высотой за два с половиной метра и весом под три сотни килограмм. Да ещё и ближайшая стая уже спешила на шум драки.
В общем, Пётр потерял носителя, и его ядро было втянуто в Бездну, вернувшись в своё базовое состояние при этом полностью сбросив всё развитие, которое кровью и потом набиралось эксами со жрунов. Ни грамма усовершенствований не записалось в структуру его ядра и, кроме того, я ощутил даже небольшую просадку в его потенциале в случае следующего воплощения. С которым тоже оказалось не всё так просто.
Сразу же повторно воскресить Петра я не смог. Даже повторив носителя один в один как предыдущего. Ядро не шло на воскрешение. Сам Пётр зубами рвался в новое тело, чуть ли не с рыком и брызгая слюной, обещая убившему его жруну все казни египетские. И тусклый голубоватый цвет его ядра, сильно отличающийся от изначально насыщенного синего намекал, что тут не всё так просто.