Искушение страстью
Шрифт:
Быстро переглянувшись, Винсен и Даниэль шагнули к бабушке. Та осторожно подняла вуалетку и смахнула слезы.
– Он хотел лежать отдельно, – сказала она.
Больше она ничего не стала объяснять и не сказала, что поручила Алену организовать похороны, и тот все успел вовремя. Он первый вернулся в Валлонг, связался с мэрией, похоронным бюро и местным муниципалитетом. Могилу вырыли вчера вечером, стенки цементировали ночью, и они едва успели просохнуть. Надгробный камень и стелу Ален выбирал сам, на них уже была нанесена гравировка. Согласившись заняться
Вперед вышел священник и начал говорить. Это он семнадцать лет назад благословил гроб Эдуарда, пошел навстречу бедной матери.
– И теперь ваши сыновья соединились на небесах, и Господь уготовил им вечное блаженство, – проникновенно говорил он.
Было тихо, его слова сопровождались только всхлипыванием Мадлен, затем служащие похоронного бюро начали опускать гроб. Клара ухватилась за руку Винсена: ей стало плохо. Она поклялась выстоять всю церемонию и не падать, но теперь усомнилась в своих силах. В церкви ей удавалось сдерживать слезы: сказывалась сила характера, да и Готье постоянно пичкал ее лекарствами. Она хотела выстоять до конца ради внуков, ради Винсена, но к горлу подступила дурнота.
– Прощай, Шарль, – неслышно проговорила она.
Пальцы ее не разжимались, и она никак не могла бросить на гроб сына розу. Клара лишь безвольно взмахнула рукой, глядя на непослушный цветок, и тут же ее подхватили за плечи и талию и унесли. С бессильным сожалением она подчинилась и надеялась только, что ее отнесут далеко-далеко от этой могилы.
Магали старалась быть на высоте – она ведь невестка покойного, – но она не испытывала никакого горя. Она вместе с Шанталь стояла возле кладбищенской ограды и принимала соболезнования. Они представляли семью: остальные уехали вместе с Кларой.
Краем глаза Магали поглядывала на траурный наряд Шанталь. Безупречный черный костюм, элегантная шляпка, на лацкане пиджака изысканная брошь. Шанталь была дочерью профессора Мазойе, выросла в обеспеченной буржуазной семье, неудивительно, что она умеет одеваться. И сыновей она оставила в Париже только потому, что Поль едва начал ходить, а Филипп был еще в пеленках. А Виржиль и Тифани вполне могли бы присутствовать на похоронах дедушки: они уже достаточно большие, Мари ведь без колебаний привела Сирила и Лею, и те держались молодцом.
Упрекая себя за глупость, Магали машинально пожимала руки незнакомым людям. Важные персоны, судя по их манерам и наградам. Она знала: Шарля Морвана-Мейера уважали, некоторые ему завидовали. Что до нее, она терпеть его не могла. Теперь, когда он умер, может быть, Винсен откажется от мысли ехать в Париж.
– Вы так любезны, господин министр. Да, вы правы, исключительный человек… Его будет нам так не хватать…
Шанталь была великолепна: она всех знала, для каждого находила слова. Где-то здесь, в толпе, были ее родители, они тоже приехали на похороны. Потребуется целых два самолета, чтобы все вернулись в столицу.
Скорый отъезд сыновей и племянников Шарля сделал не таким заметным отсутствие Алена, поэтому Магали надеялась, что из-за этого в Валлонге не случится скандала. Конечно, поведение Алена было неприличным, но не надо забывать, что он всегда не ладил с дядей; Магали прекрасно помнила, что иногда за целое лето они могли не сказать друг другу ни слова.
Она уже утомилась стоять в туфлях на высоких каблуках и нетерпеливо ждала, пока все пройдут. Еще человек двадцать, и все закончится. Магали искала глазами Одетту, во время церемонии державшуюся в стороне. Наконец она отыскала тетушку возле венков и цветов. Целый водопад из лилий, роз и даже орхидей, – и все это через день завянет. Мужественная Одетта все же заплакала во время мессы, но не смешивалась с семьей Морванов.
Одна за другой машины отъезжали в Валлонг, где был накрыт стол для родных и друзей. С рассвета Изабель возилась на кухне, исполняя приказы, данные Кларой накануне. Обреченно вздохнув, Магали подумала, что, может, хоть за столом Одетта окажется рядом с ней. Тогда хотя бы будет с кем поговорить, и она сбросит с себя эту учтивую маску.
Было почти пять часов вечера, когда Винсен нашел Алена: тот сидел на вершине холма, под оливковым деревом. Винсен хотел перевести дыхание, и последние несколько метров шел медленно, потом сел рядом с кузеном и посмотрел вниз, на долину. Назойливо пели цикады, воздух был тяжелый, на небе собирались тучи. Наконец Ален произнес:
– По-моему, будет гроза…
Он снова посмотрел на небо и добавил:
– Прости, Винсен, я не мог прийти.
– Почему?
– Долго объяснять…
– И все-таки объясни. Я тебя слушаю.
По голосу Ален понял, что Винсен едва сдерживает бешенство.
– Сначала скажи, как бабушка перенесла похороны, – попросил он.
– Очень плохо. Мы отвезли ее в Валлонг еще до окончания церемонии. Теперь ей, кажется, лучше.
– А как ты?
Винсен удивленно посмотрел на Алена, их глаза встретились.
– Я? Мне было тяжело… Я очень любил его. Я не сразу понял это, но последние несколько лет у нас с ним были прекрасные отношения. Он был для меня примером.
– В профессиональном плане?
– Вообще.
– Когда тебе было восемь, ты мечтал стать пилотом, как он.
Странная грусть появилась на лице Винсена, он это забыл – какое трогательное детское воспоминание.
– У тебя хорошая память… – сказал он.
– Да. Я прекрасно помню все мои стычки с твоим отцом. Его злобу и презрение. Он всегда был неласков со мной.
– Со всеми. Он просто не мог по-другому.
Ален покачал головой. Он поигрывал камешком, перекатывая его из ладони в ладонь.
– Мне всегда казалось, что он очень любит Мари, – медленно начал он, – оберегает ее. Готье ему был абсолютно безразличен, а вот меня он и вправду не переносил. Как будто я обладал даром выводить его из себя. Ведь я был не такой, как все. Но главное…
Услышав крики стрижей, он какое-то время следил за их полетом, потом продолжил:
– Он сводил счеты.