Искушение вампира (сборник)
Шрифт:
Катя пыталась удержать его холодную, ускользающую руку, хотела придумать такие же красивые слова, что он только что сказал ей, но ни слов, ни сил у нее уже не было. Она вновь оказалась сидящей на кровати. Как будто стукнуло окно. Виктора в комнате не было. Только юркий сквозняк пробежал по полу и забился под шкапчик.
Слезы сами собой потекли из глаз. Вся не выраженная до этого момента тоска и отчаяние выходили из нее с этими солеными каплями воды. Она плакала, сама не понимая почему. Ведь все хорошо. Она дождалась своего счастья, о котором не написано ни в одной книге, не придумано ни одним писателем.
Катя не успела голову донести до подушки, как уже в окно заглядывал рассвет. От бессонной ночи болела голова, эхо бывших слез чуть резало глаза. Голова была словно перегретый в печке чугунок. Катя с трудом добрела до рукомойника, тяжело оперлась о таз, глянула в плескавшуюся на донышке воду.
Что-то было такое, что ей вчера показалось странным. Катя тронула носик рукомойника. От духоты комнаты вода нагрелась и стала неприятно теплой. Лицо она не освежала. А так хотелось остудить жаркий румянец щек, чтобы голова наконец стала легкой.
Девушка подняла глаза к своему отражению. Лицо красное, глаза опухшие, губы искусаны, щеки провалились. Как она вечером покажется Виктору?
И тут ее словно тронули за плечо. Она быстро повернулась, еще не понимая, чего испугалась. Перед глазами ясно встала ночная встреча. Она стоит перед рукомойником, позади нее Виктор. Но в зеркале! В зеркале он не отражался!
Таз с грохотом полетел на пол.
– Куда? – Матушка налетела на Катю, когда та, пробежав через весь дом, уже стояла около входной двери. – Не одетая!
Катя схватилась за голову. Что с ней происходит? Ей все только показалось! Не выспалась, устала. Но ведь приходит он только ночью…
– Сон плохой приснился, – пробормотала она.
Мелькнуло любопытное личико Лизоньки. Исчезло, все исчезло. Катя снова была в своей комнате. Бусы так и лежали под подушкой, тяжелые прозрачно-зеленые камни. Платье висело, перекинутое через спинку стула. Того самого, на котором сидел Виктор.
Катя убрала платье в сундук, туда же бросила бусы, прошла по комнате, проверяя, не забыла ли что. Вышла к завтраку.
– Лизонька, пойдем погуляем?
Зачем она позвала сестру? Все было так непонятно, так смутно на душе.
– В церковь? – удивилась Лизонька, увидев, что сестра ее от калитки сразу повернула направо, где на холме высилась громада большой тяжеловесной церкви.
– От кладбища такой вид хороший открывается! – Катя боялась смотреть на сестру. Она шла, и ей казалось, что все встречные знают, зачем она идет, догадываются, что с ней происходит.
– Не пойду! Боюсь, – уперлась Лизонька, как за спасительную соломинку хватаясь за прут церковной ограды.
– Я только гляну, что там, на реке, и приду.
Ждать согласия или несогласия сестры Катя не стала. Быстро пошла вперед, упрямо клоня голову вниз.
Помятый розовый куст манил к себе, тянул изогнутые ветки, кивал изуродованными цветками. Катя не заметила, как оторвала колючий цветок. Поранила палец, но боли не почувствовала. Только увидела, как укол окрасился в красный цвет, как быстрая капля скатилась на платье.
Странная могила была все такой же. Полустертые буквы надгробия. Если бы не знала, ни за что бы не прочитала. Виктор!
Цветок сам выпал из руки. Она попятилась. Захотелось уйти. Уйти отсюда, чтобы отменить все прошедшие вечера, сделать так, чтобы ничего не было. Еще раз вгляделась. Стерто, ни одной буквы не угадывается. Показалось? Или кто-то пытается подсказать?
– Ну, что там? – Лизонька тоже была рада поскорее уйти отсюда.
– Кажется, никто не купается, – бросила через плечо Катя.
– А давай сходим? Жара такая… – Лизонька посмотрела на встревоженную сестру. – Ты, часом, не заболела?
– Да, что-то голова болит. Пойду лягу.
Весь оставшийся день она промаялась в комнате, уверяя себя, что все это ей только показалось. И убедила. К вечеру от усталости на нее напала апатия. Стало все равно. Только сердцем чувствовала – он непременно придет. Надо лишь подождать.
Виктор торопился. Он не разбирал, что его гонит вперед – голод или любовь. Оба чувства жгли его изнутри, смешивались. Он уже не понимал, чего ему больше хочется – крови или встретить всегда такой испуганный взгляд Кати. Что же ей подарить? Наряды, украшения… Все это было таким незначительным, таким малым рядом с его любовью, рядом с ее красотой. Виктор мог преподнести Кате любой подарок, любую жизнь, но он видел, что все это не то.
В городе Виктор подобрал себе новый костюм, вынул из кармана прежнего пиджака розу. Вялую розу с уже знакомого куста он нашел сразу, как только вышел из подвала. Ах! Зачем он перебрался в церковь! Останься он на старом месте, непременно бы почувствовал ее присутствие. Что за проклятье – солнце! Что это за мучение – невозможность видеть любимую, когда она так близко. Она приходила, была неподалеку. Только за один этот ее поступок он готов был совершить все, что угодно, любое сумасбродство.
В кондитерской набрал пирожных. Искал по запаху – самые свежие, самые изысканные, самые необычные. Мчался обратно, воображал, как она ждет, как стоит около окна. Или от ожидания заснула? И чтобы ее пробуждение не было внезапным, послал ей мысленный привет. Да, Виктор знал, что при его появлении люди теряют волю, что рядом с ним они готовы делать все, что ему угодно, добровольно подставляют шею под укус и с улыбкой умирают. Но сейчас с Катей ему хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы его любовь родила в девушке ответное чувство. Чувство чистое, искреннее, живое.