Искушение винодела
Шрифт:
Три десятка лет я смотрел фильмы, но в «Товариществе» впервые взглянул на искусство в его истинном цвете — из-за плеча оператора, потом глазами самого оператора, сквозь линзы кинокамеры, когда была отснята моя первая сцена, и после — на экране. У меня точная, верная память, только мне не хватает тебя — твоего лица, голоса, жестов, словно они — утраченное свидетельство. Чего ради помнить нечто, если этого нельзя
Есть две вещи, которых я не рассказал тебе.
Когда умер тот монах-пчеловод, мне стало невмоготу без него. Я просто сидел на поле среди ульев, оставшихся после Найлла, размышляя, могут ли ангелы заболеть. На меня напало оцепенение, которого я не мог испытывать в принципе.
Я отправился на Небо и разыскал моего друга, но это был уже не он. К Найллу вернулись жизнерадостность, сила, покинувшие старика, которого знал я. Душа Найлла не была Найллом.
Я спросил Люцифера: отчего так? Сам он не занимал себя общением с людьми, а потому не мог сравнивать, однако предложил теорию (у него их много и обо всем): все, что делает Бог, — это копии, вытяжки. Души — вытяжки из людей. Земля и чистилище — тоже вытяжки. Если верить Люциферу, мой Найлл и твоя Николетта стали благословенными вытяжками.
И я верю Люциферу. А значит, самого тебя я больше никогда не увижу.
Из бродильни мы переходим в новый погреб.
— Новый, построенный где-то в тысяча семьсот семидесятом, — говорит гид.
Женщины вздыхают при виде алтея в затененном углу, а там, где был Аврорин пруд с лилиями, теперь цветочная клумба; красный ломонос облепил водяную колонку. Спускаемся в подвал, гид становится между бочек-«ангелов» и начинает пересказывать легенды о единственном лучшем марочном вине здешних мест, о его происхождении и больших суммах денег, которые, по словам бондаря, мсье Жодо, виноградарь Вюйи, спрятал в каждой бочке.
Я солгал об одном из моих визитов к Богу. На мой вопрос, почему я похож на Христа, Он ответил:
— Потому что ты Его копия.
Как такое возможно, разве не был Христос младше меня, спросил я тогда.
— Я ведал о Нем с самого начала, — говорил
— А Люцифер знал?
— Не знал, пока не пришел на землю, чтобы — как он сам говорит — побеседовать с Моим Сыном. Сходство поразило Люцифера, и он не смог ничего поделать. Как Я и рассчитывал: Мой Сын должен был удивить Сатану. К тому времени Я уже знал, как Он податлив, потому что следил за тобой. Люцифер явился ко мне в великом гневе и сказал: наш договор расторгнут. Хотел убить тебя, но когда отправился исполнять обещанное, то нашел тебя за работой в саду.
Я помню. Люцифер, придя под открытый купол черного стекла, застал меня покрытого с головы до ног песком и спорами разных видов мха. С архангелом я не разговаривал с того дня, как они с Богом меня «подписали», но тогда нервно попытался объяснить, что обустраиваю сад. Люцифер долгое время смотрел на меня в замешательстве. А затем с усмешкой в голосе произнес:
— Ты, наверное, хотел сказать, что пытаешься его обустроить?
— Да, пытаюсь.
— Будь по-твоему.
Бог собирает копии, вытяжки, улучшенные издания, измененные вещи. В Его мире нет конкретных вещей — или же конкретность каждой вещи зависит от другой. Поэтому алтей пахнет дыней. А может, наоборот. Точно так же вкус хорошего шампанского напоминает переплет книги, изданной между 1890-м и 1920-м; должно быть, это из-за ингредиентов клея. Подобная ненавистная схожесть — не просто плод работы ума человеческого, этот старый заговор значений, — но свидетельство нарушения Господнего замысла.
Если бы я не утаил от тебя этих мыслей, пошел бы ты на Небо, неся в себе такую благодатную заразу, наподобие флора, что делает желтое вино желтым?
Гид отходит от «ангелов» и разворачивается в сторону указательного столба, отмечающего «восточный трансепт». Старая шутка. «Monsieur, s’il vous plait…» Гид просит меня не облокачиваться на бочку. Крыло у меня за спиной, крыло позади дерева. «Прошу», — говорит она. Я иду дальше.
Ты потерял сознание и упал прямо мне на руки. В ту ночь я впервые держал на руках человека. Какие тяжелые были у тебя кости. Я встал между тобой и силой притяжения.
Совершил невозможное…