Искушение
Шрифт:
Из всех банальностей, которые он вывалил перед ней, до нее дошли только слова «мимолетное увлечение». Мэри неожиданно стала очень тихой, ее немигающий взгляд был некоторое время прикован к нему. Потом медленно, с каким-то тягостным достоинством она выскользнула из постели и потянулась к своей одежде, которая валялась на полу. Он помнил эту одежду до сих пор: белые шорты и рубашка в красную полоску — ни трусиков, ни бюстгальтера, ни туфель. Она явилась сюда с вполне определенной целью…
— Я докажу, что для меня это нечто большее, чем мимолетное увлечение, — тихо проговорила она. — И неважно,
Потом она покинула его комнату таким же способом, каким попала в нее, — по дереву, растущему напротив окна. Он видел, как она бежала прочь от дома, залитая лунным светом; длинные загорелые ноги Мэри унесли ее из виду за считанные секунды.
Тогда Патрик был убежден: в том, что он сказал ей, все правильно. Она и правда еще слишком молода для того, чтобы уяснить себе, на что нацелена его жизнь. Скоро она забудет его. И он в то время был таким подонком, что не преминул воспользоваться бывшим у него под рукой средством, чтобы ускорить этот процесс.
Следующим же вечером он надел Лорейн на палец кольцо и официально объявил о помолвке на приеме, который Дороти устроила в их честь. А на следующий день он отправился в Монжуа, чтобы представить соседям свою невесту.
С тех пор и до вчерашней ночи он не видел Мэри Клэр. Это не значило, однако, что она не продолжала напоминать ему о себе все эти годы.
Ни разу за всю свою супружескую жизнь Патрику не удалось вновь испытать то сексуальное наслаждение, которое он познал в ту ночь с нею. Сначала это его беспокоило: он считал, что только от мужчины зависит, насколько хорошо будет ему и его женщине в постели. Но суть проблемы оказалась в том, что Лорейн воспринимала секс просто как некую обязанность, а ее привычка говорить о постороннем во время любовных игр стала настоящим несчастьем. Возможно и несправедливо, но и в этом он обвинял Мэри, полагая, что ее ничем не прикрытая страсть заставила его ожидать от брака чего-то нереального.
Обнаружив теперь, что она еще и отказала ему в праве знать об их ребенке, он просто задыхался от злости. Ему следовало бы задушить ее за все, что она сделала с ним!
Путешествие назад в Вуд-Роуд оказалось сущим адом, как Мэри и предполагала. Раздраженная тем, что ей придется быть прикованной к инвалидной коляске по меньше мере неделю, Шанталь не стала более любезной и всю дорогу подкалывала Патрика. Ей не нравилось, как он ведет машину, не нравились его манеры; наконец, она обвинила его в профессиональной непригодности.
— Все доктора — идиоты! — заявила Шанталь. — И некоторые из них даже сами понимают, что они абсолютно ни на что не годны и уходят из профессии, прежде чем угробят кого-нибудь. Впрочем, за это нужно им сказать спасибо. Ты ведь, кажется, тоже так поступил, Патрик Мэйн?
— Несомненно, — кротко согласился Патрик, но это не охладило пыла старухи.
Она продолжала ворчать, пока они не прибыли в Вуд-Роуд и не обнаружили, что Дороти в гостиной развлекает разговорами высокого, приятного вида мужчину лет тридцати с небольшим, со слегка начавшими редеть светлыми волосами. Он был почти такой же загорелый, как Патрик, и это в сочетании с его крепким, атлетическим телосложением позволяло предположить, что он вел активный образ жизни, причем преимущественно на свежем воздухе.
Дороти представила всех друг другу.
— Шанталь, Мэри Клэр, это мистер Барримор. Он сейчас гостит у Причардов. А это мадам Дюбуа, мистер Барримор, и ее внучка, Мэри Клэр.
— Как поживаете? — спросил он, делая шаг вперед, чтобы помочь Шанталь усесться в инвалидную коляску, которую Патрик только что вытащил из машины. — Мы уже встречались прошлой ночью, но вам тогда было не до того, и я не думаю, что вы меня помните. Я зашел, чтобы справиться о вашем самочувствии, и приношу свои извинения, что не сделал этого раньше.
— Мы обязаны вам своими жизнями, молодой человек! — торжественно произнесла Шанталь, явно покоренная его учтивыми манерами. — А может быть — и спасением нашего дома.
Он улыбнулся, продемонстрировав превосходные зубы, и пожал протянутую ему руку.
— Это была моя обязанность, мэм, и мне очень жаль, что я не смог сделать большего.
Мэри просто приводила в замешательство его мягкая улыбка — по сравнению с теми взглядами, которыми награждал ее Патрик весь этот день.
— Как нам благодарить вас, мистер Барримор?
— Вы можете начать с того, что будете звать меня Дэвид и позволите мне в ближайшее время пригласить вас на ужин.
— Это вряд ли будет справедливо. Ведь это мы в долгу у вас!
Он обезоруживающе пожал плечами.
— Тогда вы можете пригласить меня на обед к себе. Я никогда не упускаю случая полакомиться домашней пищей.
— Я буду более чем счастлива сделать вам такое предложение, — вступила в разговор Дороти. — Как раз сейчас у меня жарятся отличные цыплята. Приходите попозже и присоединяйтесь к нам часиков так в шесть с половиной, хорошо? Мэри Клэр, убеди этого молодого человека, что мы будем очень рады его обществу.
Прекрасно осознавая присутствие Патрика где-то на заднем плане, Мэри позволила своей руке задержаться в руке Барримора и улыбнулась ему.
— Это правда доставит нам удовольствие.
Он капитулировал, добродушно пожав плечами.
— Ну что же, очень хорошо; если вы уверены, что я не навязываюсь, то я принимаю ваше приглашение. Благодарю вас.
Мэри прошла с ним к входной двери, а когда заметила, что ему явно не хочется так быстро уходить, вышла на крыльцо. В густой тени карниза висели старые качели, которые муж Дороти повесил, еще когда их дети были маленькими. Со вздохом облегчения скользнув на мягкие подушки, Мэри легонько помассировала пальцами виски.
Дэвид внимательно посмотрел на нее, потом сел рядом с ней и, оттолкнувшись ногой, привел качели в движение.
— Что-нибудь случилось? У вас болит голова? — с участием в голосе спросил он.
— Немного. — Она на секунду закрыла глаза, недовольная тем, что не может лучше контролировать свои эмоции. — Все как-то… пошло здесь кувырком, и я не уверена, что справляюсь с событиями.
Дэвид, очевидно, заметил ее недовольство собой и виновато склонил голову.
— Простите, если я задал вопрос невпопад. Это профессиональная привычка, от которой трудно сразу отвыкнуть.