Искусство невозможного (в 3-х томах)

Березовский Борис Абрамович

12 декабря 2002 г. Media International Group (MIGnews.com), Израиль

ОПАЛЬНЫЙ ОЛИГАРХ ТОСКУЕТ ПО ДРУЗЬЯМ И ПРИРОДЕ

Корр.: Что, по-вашему, является главным в чеченском конфликте: банальные нефтяные расклады или действительно стремление не допустить прецедента, который может привести к развалу Федерации? БЕРЕЗОВСКИЙ: Вы знаете, то, что эта война, наоборот, способствует развалу Федерации, это безусловно. Моя позиция состоит в том, что на Кавказе точно не существует военного решения, а когда вы говорите об интересах — вы знаете, для меня тоже здесь очень много вопросов. Все-таки я не нахожу, что Чечня — это регион с таким огромным

запасом финансовых возможностей, что там столкнулись чьи-то финансовые интересы. Я считаю, что основной интерес, который там есть, — это интерес спецслужб и некоторых групп военных, для которых война стала просто уже образом жизни, в том числе и бизнесом. И вы знаете, что войну очень легко начать и очень сложно закончить. И здесь я согласен с Закаевым, который однажды сказал: «Прерогатива начинать войну в Чечне и заканчивать войну в Чечне всегда принадлежала России». Поэтому дело, конечно, не в чеченцах, а, безусловно, в руководстве России, погрязшем в этой войне и думающем, что будут дивиденды из этой войны. И может, кто-то считает, что то, что вы сказали, поможет в целом выжить России. Я же считаю наоборот. Именно поэтому я так активно сражался за прекращение этой войны в 1996—1997 годах, когда был замсекретаря Совета безопасности. Потому что считал, что эта война разваливает Россию.

Михаил Белецкий, Лондон

18 декабря 2002 г. Аргументы и факты, Москва

ДО КОНЦА 2002 ГОДА ОСТАЮТСЯ СЧИТАНЫЕ ДНИ. КАКИМ ОН БЫЛ НА ВЗГЛЯД РОССИЙСКИХ ПОЛИТИКОВ?

Борис БЕРЕЗОВСКИЙ, предприниматель: Лучший итог года — победа наших теннисистов во Франции. Все дело в том, что власть не пыталась разрушить тот спортивный потенциал, который заложил 12 лет назад Ельцин. И я уверен, что победы были бы и в экономике, и в политике, если бы президент Путин продолжал курс Ельцина.

Худший итог — ситуация в Чечне. Она катастрофически изменилась по сравнению с 1996—1998 годами, когда был заключен хоть и худой, но мир. Причем если тогда мы справились с кризисом самостоятельно, то результатом второй чеченской войны стала неизбежность иностранного вмешательства в этот конфликт. Чечня рано или поздно станет вторым Косово.

19 декабря 2002 г. Собеседник, Москва

БОРИС БЕРЕЗОВСКИЙ: Я ФИНАНСИРУЮ АДВОКАТОВ

ЗАКАЕВА

Корр.: Поменялось ли что-то в ваших взглядах после захвата заложников в Москве?

БЕРЕЗОВСКИЙ: Да, в худшую сторону: я еще больше разочаровался в федеральном центре. Власть в очередной раз продемонстрировала свою полную безответственность по отношению к жизням людей. Они так и не поняли, что единственный способ остановить кровопролитие

— это вести мирные переговоры. Но их нужно вести не с Кадыровым, который готов на все, чтобы услужить Кремлю. Разговаривать надо с теми, кто сейчас с оружием в руках. Необходимо провести четкую грань между террористами и теми, кто отстаивает свободу Чечни в том виде, в каком они себе это представляют. Моя позиция в этом отношении известна: я против предоставления независимости Чечне, но в то же время я понимаю тех, кто сражается за это. После «Норд– Оста» ситуация усугубилась постольку, поскольку власть приняла решение, прямо противоположное тому, которое надо было принять.

— Как, по-вашему, они должны были себя вести в данном случае?

— Прежде всего надо было предвидеть, что такое произойдет. Ни ФСБ, ни МВД, ни политическая верхушка страны не справились с этой задачей. ФСБ не смогла собрать информацию о готовящемся теракте, а МВД оказалось профнепригодным, потому что пропустило в Москву 50 бандитов. С другой стороны, я считаю, что власть вообще скрыла существо того, что происходило в «Норд-Осте». Я абсолютно не понимаю, почему надо было убивать всех бандитов: все эти

разглагольствования, что они успели бы тогда нажать на кнопку,

— бред. Времени у них было более чем достаточно. Потому у меня сомнения:

была ли у них взрывчатка вообще? Я не понимаю, почему власть до сих пор скрывает количество пропавших без вести людей. А почему убили террористов? Их нужно было захватить в плен. Этого не было — значит, власть чего-то боится, что-то скрывает.

— Вас же самого обвиняли в причастности к финансированию чеченских боевиков.

— Пожалуйста, предъявите обвинение — и поехали дальше. О чем тут можно разговаривать? А я, например, причисляю Путина к числу людей, которые, по крайней мере, знали о терактах в сентябре 1999 года, а Патрушева — к тем, кто непосредственно их исполнял.

— Но никаких доказательств ни с вашей стороны, ни со стороны федеральных властей так и не было.

— А давайте очень просто посмотрим: у меня есть видеопленка заседания Госдумы 17 сентября 1999 года. Вы помните, как развивались события: 13 сентября был взорван дом на Каширке, а 16-го — в Волгодонске. Выступает Жириновский — повторю: 17 сентября, — обращаясь к Геннадию Селезневу. Он сказал: «13 сентября, утром, на заседании, вы объявляете, что только что произошел террористический акт в Волгодонске, взорван жилой дом. Каким образом за 3 дня до теракта вы были информированы об этом и ничего не сделали?» Я уж не говорю о Рязани, где все белыми нитками шито. Там очевидно, что это были не учения, а попытка осуществления террористического акта со стороны ФСБ. Мне здесь, в Лондоне, получать информацию гораздо проще. Я говорю о том, что от российского общества умышленно скрываются факты причастности ФСБ к взрывам жилых домов. Что касается событий в Театральном центре, то у меня есть большие сомнения, что этот теракт был инспирирован властями.

— И как разруливать ситуацию надо было? Вы же вели переговоры в Чечне в 1996 году. И что? Ведь фактически она превратилась в бандитскую республику.

— Я с этим категорически не согласен. Вы просто посмотрите на статистику, сколько людей пропадало без вести или было убито в Чечне в течение периода с 1996 по 1999 год, в течение мирного периода, и какое количество было до и после этого. И убедитесь, что у мирных переговоров был вполне конкретный результат. Более того, мы с Иваном Рыбкиным в рамках работы комиссии по освобождению вызволили 1536 человек.

— Вы считаете, что с людьми вроде Басаева можно вести переговоры?

— С ними — нет. А с Масхадовым нужно и должно.

— Но ведь фактически он не способен контролировать ситуацию в республике.

— Это утверждение голословно: он может контролировать большую часть вооруженных формирований.

— А что, если применить опыт Израиля ? Просто отгородиться от них?

— Что касается израильтян, то результат нам известен — страна залита кровью. Они не могут остановить волну терактов. И то, что во время последнего захвата заложников в «Норд-Осте» израильтяне давали нам советы, а мы к ним прислушивались, — это плохо. Их опыт сугубо негативный. Ничего хорошего от идеи «никаких переговоров с террористами» в их стране не произошло. А Россия не Израиль. Если они были неспособны проконтролировать столь маленькую территорию, имея при этом мощные спецслужбы, то как сможет сделать это Россия на огромном евразийском пространстве?

— Что же, вы предлагаете дать свободу Чечне?

— Моя точка зрения с 1996 года не изменилась: Чечня должна быть в составе Российской Федерации. Россия просто должна изменить государственное устройство, которое не соответствует либеральной, демократической стране. Если не Чечня, то завтра будет Башкортостан, Татарстан или Ингушетия… Государство устроено неправильно, и оно разваливается, как в свое время Советский Союз, — это надо понять. Никакая вертикаль власти здесь не поможет. Чечня должна оставаться в составе Российской Федерации в рамках простых и широких ограничений: единое экономическое и оборонное пространство. Сами чеченцы с этим согласны, и так надо с ними выстраивать отношения.