Искусство слышать стук сердца
Шрифт:
— Я не могу, — вздыхая, ответил ей принц. — Ты даже не представляешь, как разгневается мой отец, если узнает, что я побывал на вашем берегу. Он посадит меня под замок и приставит надсмотрщиков. Тогда мне уже будет не выбраться сюда. Сейчас я вынужден проститься, но я обещаю вернуться.
Добрый крокодил вновь перевез принца через реку.
На другой день принцесса пришла пораньше и села под фиговой пальмой. Она не сводила глаз с противоположного берега. Друга все не было. Она почти потеряла надежду, когда увидела, как к реке во весь опор скачет принц на белом коне. Крокодил уже ждал и быстро доставил его к любимой. С того дня принц и принцесса встречались
Однако доброта крокодила начала злить его сородичей, и однажды они не выдержали. На самой середине реки крокодилы окружили перевозчика.
— Отдай нам его, — потребовали они, разевая пасть и норовя дотянуться до юноши.
— Оставьте нас в покое! — прорычал в ответ большой крокодил. — Принц не сделал вам ничего дурного.
Крокодил поплыл дальше, но вскоре сородичи опять окружили его, требуя отдать им принца.
— Заползай ко мне в пасть! — крикнул он юноше. — Там ты будешь в безопасности.
Королевскому сыну не оставалось ничего иного, как залезть в широко раскрытую крокодилью пасть.
Но этим дело не кончилось. Другие крокодилы не желали отставать. Они плыли следом и требовали отдать им принца. Большой крокодил молчал. Он был терпелив и знал, что побеждает тот, кто умеет ждать. Так и случилось. Спустя несколько часов рептилиям надоело преследовать сородича, и они уплыли. Тогда большой добрый крокодил вылез на берег и разинул пасть. Но юноша не спешил выбираться наружу.
— Эй, друг, ты никак заснул? — удивился его зеленый спаситель. — Выходи. Мои глупые сородичи помешали вашему свиданию, и тебе пора возвращаться во дворец.
Принц не шевелился.
— Дорогой принц! — кричала ему с другого берега принцесса. — Выходи. Тебе пора домой.
Но принц не открывал глаза. Он был мертв. Задохнулся, сидя в крокодильей пасти.
Когда принцесса это поняла, она упала на песок и умерла от разрыва сердца.
Оба короля, независимо друг от друга, решили не хоронить своих детей, а сжечь их тела на берегу. Так случилось, что траурные церемонии состоялись в один день и в один час. Каждый король поносил другого, угрожал ему и обвинял в смерти единственного ребенка.
Очень скоро языки пламени охватили оба трупа. И вдруг огонь начал слабеть и гаснуть. День был безветренным. В небо поднялись два больших столба дыма, устремляясь прямо к солнцу. Потом стало очень, очень тихо. Огонь еще продолжал гореть, но беззвучно. Смолк шум реки. Даже короли и те замолчали.
И тогда животные запели. Первыми начали крокодилы.
Здесь я каждый вечер перебивала отца, говоря, что крокодилы не умеют петь.
Отец терпеливо улыбался и отвечал, что умеют, если им не мешать. И нужно самой не шуметь, иначе не услышишь их.
— И слоны тоже пели? — спрашиваю я.
— И слоны.
— А кто еще?
Вслед за слонами запели змеи и ящерицы. Потом мотив подхватили собаки, кошки, львы и леопарды.
К ним присоединились лошади и обезьяны. И конечно же, заливались все птицы. Животные пели хором. Это было удивительное пение, какого еще никто никогда не слышал. И вдруг столбы дыма начали медленно сближаться. Чем громче звучали голоса зверей и птиц, тем быстрее сближались столбы. Наконец они обнялись, как умеют обниматься только влюбленные, и слились в единое целое.
Отец выключает свет, но продолжает сидеть на краешке моей кровати. Я закрываю глаза, слушаю песню животных и думаю: «Отец прав. Животные умеют петь, если только ты им не мешаешь. Нужно самой не шуметь, иначе их не услышишь». Под их тихий напев я засыпаю.
Мама не любила эту историю, ведь у нее был печальный
А я… я никогда толком не знала, считать ли конец истории счастливым или нет.
ЧАСТЬ II
1
Ночная тишина стала настоящей пыткой. Я ворочалась на гостиничной кровати, тоскуя по знакомым звукам. По гудкам машин. По пожарным сиренам. Рэп, лившийся из телевизора соседней квартиры, был бы сейчас очень кстати. Колокольчик лифта — тоже.
Ничего.
Ни шагов на лестнице, ни скрипа ступенек. Комнату оккупировала абсолютная тишина. Через какое-то время мне послышался голос У Ба. Казалось, старик невидимкой проник в номер и ходил по комнате и его речь звучала то со стороны стола, то из шкафа, а потом раздалась совсем рядом. Словно чудаковатый рассказчик стоял возле самого изголовья. Мне никак не удавалось выбросить из головы его историю. Я думала о Тине Вине, но даже сейчас, когда прошло немного времени, не видела в этом ослепшем мальчике отца. Но даже если так… насколько этот факт меня волновал и задевал? Что нам известно о родителях и что им — о нас? Если мы ничего не знаем о своих родных, с которыми живем под одной крышей, что же говорить о доверии к людям малознакомым? Теоретически мне известно: каждый человек способен на любой поступок, в том числе и на самое отвратительное преступление. Тогда на что нам рассчитывать? На кого? На чью правду? Есть ли люди, на которых я могу полностью положиться? Найдется ли во всем мире хоть один такой человек?
Сон освободил меня от раздумий.
Мне снился Тин Вин в то утро, когда он, ослепший, вышел во двор и упал. Он лежал на земле и плакал. Я решила помочь, наклонилась над ним. Мне казалось, что мальчик совсем легкий, но я ошиблась. Ребенок был тяжелый, как взрослый. Я взяла его за руки, попыталась приподнять. Не получилось. Тогда я обхватила его за талию. Тин Вин вцепился в меня. С таким же успехом можно тащить булыжник. Я опустилась перед ним на колени. Чувства были не совсем моими; я вдруг поняла, что веду себя как случайная свидетельница дорожного происшествия, жертва которого лежит на обочине, истекая кровью. Я пыталась успокоить Тина, говорила, что сейчас подоспеет помощь. Он просил меня не уходить, не оставлять его одного. И вдруг перед нами возник мой отец. Папа поднял мальчика, крепко прижал к себе и что-то прошептал. На его руках Тин Вин успокоился. Опустил голову отцу на плечо, несколько раз всхлипнул и уснул. Не сказав мне ни слова, папа повернулся и ушел, унося Тина.
Когда я проснулась, утренняя прохлада успела смениться теплом. За окнами жужжали насекомые. Внизу разговаривали двое бирманцев. В воздухе ощущался сладковатый привкус, и мне сразу вспомнилась сахарная вата — любимое лакомство детства. Встав, я ощутила легкую боль в икрах, но в целом чувствовала себя намного лучше, чем вчера. Долгий сон пошел мне на пользу. С каждой минутой становилось все жарче, и холодный душ оказался даже приятным. И сегодняшний кофе был вкуснее вчерашнего. Я подумала, что напрасно потеряла целый день. Нужно было начинать поиски Ми Ми, но что-то меня удерживало. Неужели, вопреки рациональному уму, в глубине души я все-таки поверила У Ба? Естественно, я не забыла, как вчера противилась рассказу и даже рассердилась на старика. Но все-таки его история завораживала. А поскольку, кроме адреса сорокалетней давности, у меня не было никаких зацепок, я решила дождаться прихода У Ба.