Исландская карта. Русский аркан
Шрифт:
— Хорошо, поплавай, — сказал Нилу граф. — Я слышал, «Победослав» будет приписан к Тихоокеанской эскадре. Живи здесь, ходи в море. А лучше окончи заочно реальное училище. Оттуда прямая дорога куда угодно, хоть в Морской корпус. Я его начальнику письмо напишу. Гардемаринов видел? Сам таким же станешь, а потом и морским офицером. Годится такой план?
Нил застенчиво кивнул. Перспектива ошеломила. Не расстаться с морем и стать вдобавок ко всему благородием? Разве это возможно для деревенского мальчишки из села Горелова?
— Спасибо, — едва выговорил он, сразу осипнув.
— Ну вот и договорились. А теперь иди работай… будущий мичман флота российского! Да не забудь после вахты решить задачи по арифметике. Проверю!
Над мачтами кружилась чайка — крича, ждала помоев с камбуза. Форштевень корвета с легким шипением резал волны.
Пруд, живописно заросший ряской. Тихо-тихо журчащий ручей. Живописно изогнутый мостик над ним. Насыпной островок с глыбами серого гранита и старой кривой сосной. В граните интересные прожилки, будто вены, а сосна достойна кисти великого художника. Вокруг тишина, но не абсолютная. Если в мире и существует абсолютное, то оно не прекрасно. Прекрасна незавершенность, символизирующая бесконечное движение из тлена к жизни, из жизни в тлен. Все пройдет. Жизнь человека — лепесток сакуры. Несколько часов цветения, порыв ветра — и нет лепестка. Новый цикл, новый круг.
Иманиши медитировал.
То, что прошло, больше не касалось его напрямую. Уплыли русские гайдзины, избавив полицию, как явную, так и тайную, от непростой работы по охране наследника их гайдзинского престола. Иманиши не сомневался в том, что русский цесаревич в следующей жизни родится жабой или червем, но, конечно, исполнял свои обязанности как подобает. Достойно служить, какова бы ни была служба, — вот главное для самурая. Пусть Япония меняется, пусть безвозвратно уходят в прошлое старые добрые времена, пусть приказано забыть о самом понятии «самурай», но нельзя забыть о самурайской доблести, и нельзя поступиться ею.
И все же с отбытием русских в их холодную страну стало гораздо легче жить.
По линии департамента полиции Иманиши получил орден Восходящего Солнца седьмого класса и обещание повышения по службе. В тайной полиции, служба в которой вот уже двадцать лет была для Иманиши главным делом жизни, он получил лишь устную благодарность господина Камимуры, но она стоила куда больше, чем деньги и ордена. По-видимому, высшее руководство не собиралось устранить его за излишнее знание. Иначе наверняка наградило бы его деньгами, дабы семья после потери кормильца не нуждалась на первых порах…
А знание было. Умнейший из русских — Лопухин — определенно заподозрил что-то, недаром он так невежливо и так пытливо смотрел в глаза перед расставанием. Будто спрашивал: «Имеешь, что сказать? Так говори!» Конечно, Иманиши ничего не сказал и не подал виду, что понимает, о чем молчит русский граф.
И русский понял: Иманиши вынужден молчать. Плохо. Было бы куда лучше, если бы он ни о чем не догадался.
Впрочем, у русского все равно не было времени распутать историю о третьем заговоре. А как он удивился бы, узнав, что два выстрела по дирижаблю сделал не кто иной, как спасенный им от верной смерти Кусима Ясуо!
Его взяли через пять минут после учиненной им пальбы. Он не отпирался. В архиве токийской полиции на него нашлось дело трехгодичной давности. Иманиши вспомнил: тогда им интересовалась и тайная полиция. Слишком уж невероятным казалось дело.
Толстые карпы ходили в пруду, шевелили ряску, высовывали головы в надежде на подачку. Тишина, спокойствие… А как хорошо сменить проклятую душную форму европейского образца на приличную японцу одежду, а отвратительные сапоги, от которых мокнут и чешутся пальцы ног, — на простые гэта! Жаль, что это блаженство можно позволить себе не каждый день. Но если интересы службы требуют терпеть — надо терпеть. Начальство уверено: ношение пыточной европейской одежды побуждает подчиненных думать по-европейски. Иногда это действительно приносило плоды. Иногда, по мнению Иманиши, — наоборот. В тесной одежде и мысли тесны.
Обязательно надо будет найти время прийти сюда еще. Лучше всего в месяце хадзуки, когда несносная жара спадет, а листья кленов покроет благородный багрянец. Не в этом ли прекрасном месяце три года назад в управление токийской полиции был доставлен безумец Кусима?
Он удивил даже видавших виды полицейских. Глупец искал встречи ни много ни мало с самим министром Тайго. Разумеется, попытка окончилась в полиции, где одетый в рванье безумец понес такое, что дежурный посчитал долгом доложить выше.
Кусимой занялись всерьез. Допросов с него было снято не меньше, чем со всех токийских преступников за месяц хадзуки, да и за нагацуки, пожалуй, тоже.
Для начала: так и не удалось выяснить, кто он и откуда. Ни в каких списках населения, тщательно составлявшихся при прежней власти, он не числился. В пору было поверить его клятвам о том, что он, сам того не желая, прибыл из совсем другого мира.
Фантазиям безумца мог бы позавидовать любой сочинитель европейских романов. В его вымышленном мире тоже существовала Япония, в чем еще не было ничего удивительного. Удивительно было то, что та Япония была совсем другая!
Огромные города-муравейники сплошь из стекла и бетона. Дома ростом до облаков. По улицам на бешеной скорости носятся автомобили — повозки вроде паровых, но гораздо совершеннее. Самые большие дома заняты бесчисленными конторами, по преимуществу торговыми. Есть фабрики и огромные заводы, на которых трудятся десятки тысяч человек. Днем улицы почти пустынны, зато вечером по ним трудно пройти — их заполняют бесчисленные толпы людей, возвращающихся домой с работы. Шумно. В безветрие трудно дышать. Зато Япония — передовая страна, во многом обогнавшая Европу и мало-помалу подгребающая под себя промышленно-финансовые империи Запада…
Да, но какой ценой?!
Армия — слаба и малочисленна. Почти полностью утрачен самурайский дух. Молодежь развращена. Японцы превратились в старательных, послушных рабочих муравьев с дряблыми мышцами, очками на носу и пристрастием к низкопробным развлечениям.
В таком-то мире и жил Кусима, если верить его словам. Любопытно было то, что ему не очень-то нравилась та, вымышленная им Япония. Был он в ней предпринимателем средней руки, владел небольшой, но преуспевающей рыболовной компанией. Для собственного удовольствия имел маленький парусник с английским названием «яхта» и путешествовал на нем в одиночку даже через океан. Нет, не через тот, что называется здесь Великой Атлантикой. Через Тихий океан, Пасифик. Нет, ничего особенно трудного. В случае беды придут на помощь. Рация — раз. Система спутниковой навигации — два. Что еще нужно для путешествия, кроме любви к морю и денег?