Исландская карта. Русский аркан
Шрифт:
Запутанная топография выработок была преотлично известна Лопухину. Выхватив у Топчи-Буржуева плеть из рук и рявкнув: «За мной!» – он возглавил прорыв.
Спринт в полутемных штольнях относится к категории безумств. Легче легкого растянуться, споткнувшись о шпалу или кусок породы, а смотреть под ноги некогда – успевай только маневрировать, стремительными бросками уходя с линии огня. За спиной топотали. Из боковых штреков выскакивали рабы, больше похожие на чертей, чем на людей. Черное тряпье, черные лица, черные кайла и ломы в черных руках. Одни глаза сверкают, да и те шалые. Почуяли свободу
Все-таки споткнулся. Живо откатился к стене, чтобы не затоптали, вскочил. Передовые обогнали его. Впереди всех – борода наперевес – с тяжким топотом бежал некто Никодим, лицо купеческого сословия и никому не интересной фамилии. В плену у пиратов терпели страдания не одни моряки – попадался всякий люд. Никодим этот повез в Англию лес из Архангельска, берег будущий барыш, не желал нести убытки от простоя, по скупости не дождался каравана с охраной, шибко понадеявшись на фортуну свою да еще на Богородицу.
Подвели обе. Строевой лес – он и пиратам нужен. Еще лучше продать его в Англию или Голландию. Кстати, дешевле, чем собирался Никодим.
Намаялся в шахте – страсть. Натерпелся всяких бед. Денно и нощно молился об избавлении, суля Николе-угоднику сначала пудовую свечку, затем часовенку, а в конце концов и храм. И вот… неужто вымолил?!
Всех обогнал Никодим, и вынесла его нелегкая из-за поворота аккурат на заслон. Пятеро нехристей возле нарочно потушенного фонаря – неясные силуэты, зато в недвусмысленных позах. Трое целились с колена, двое других готовились стрелять поверх их голов.
И грянул залп.
Упал простреленный навылет Никодим, упали еще двое. Остальные попятились было, но сзади напирала толпа. Еще несколько секунд, и штольня будет завалена телами мертвых и умирающих. Медлить было нельзя.
– Дай! – гаркнул Лопухин, отшвырнув плеть, и легко завладел револьвером, вывернув чью-то кисть. На уговоры не оставалось времени.
Выстрелил дважды. Перекувырнулся, припал, выстрелил еще. Молниеносный короткий бросок – и новый выстрел.
Три выстрела прозвучали в ответ, три визгливых рикошета отметили место, где он только что был. Три, а не пять.
И смолк револьвер. Лопухин дважды нажал на спуск, прежде чем осознал: патронов в барабане больше нет.
Спасибо, помогли свои – залегли за трупами, открыли беспорядочную, вряд ли действенную пальбу и отвлекли внимание стрелков. «Глупо будет, если подстрелят свои же», – мелькнула в голову у Лопухина одна-единственная мысль, в то время как тело рванулось вперед, будто выброшенное пружиной.
Единственное спасение – скорость и неправильные зигзаги. Не оставаться на линии огня дольше одной децисекунды. На курсах второй ступени инструктор гонял обучающихся до седьмого пота, прежде чем у них начало получаться. Конечно, патроны были холостые. «Убит! – сердито кричал инструктор очередному несчастному, и никому не приходило в голову оспорить слова того, кто бил муху в полете. Убит – значит убит. – Подстрелен, как куропатка! Спишь на ходу!»
И прибавлял много нелестного о лени обучающихся, о дряблых мышцах, о никудышных рефлексах, о лишнем подкожном жире, о толстых задах и о многом другом, о чем неприятно было вспоминать.
Хитрая премудрость понемногу осваивалась. Все лучше удавались стремительные нырки под выстрел, обманные финты, провоцирующие противника нажать спусковой крючок и промазать. Лопухин вошел в число тех, кто в конце концов научился играть уже не с одним, а с двумя стрелками. «С тремя – как правило, бесполезно, господа, – учил инструктор. – Разве что все они из рук вон плохие стрелки, но, право же, не стоит на это рассчитывать».
Да, но на что же рассчитывать, если стрелков все-таки трое, а ты безоружен? Да еще бежишь по узкой штольне, где нет простора для финтов и того и гляди свои же пригреют пулей в спину?
Только на его величество Случай. На глупый и капризный Случай, за чью мимолетную улыбку иной раз без раздумий отдашь десять лет жизни.
Или на вмешательство свыше.
Залп!
Обожгло предплечье. Пустяки, царапина, а не рана. Пришпоренная лошадь только резвее.
Перезарядка игольчатой винтовки – шесть секунд по нормативам русской армии. «Не успею добежать, – ахнула мысль. – Срежут в упор. Господи, яви чудо!»
И ведь явил. Позади охранников возник еще один силуэт, показавшийся странно знакомым. Поднял и с глухим стуком опустил кайло. Крайний справа охранник повалился кулем, двум оставшимся стало не до прицельной стрельбы. Только что почти не было шансов – и вдруг такая роскошь!
Добежал – и с ходу ударил одного в висок рукояткой револьвера. «Барин!» – воззвал о помощи Еропка, вцепившийся в винтовку последнего охранника, приплясывающий и пытающийся пнуть недруга в коленную чашечку.
Удар по черепу. Жив охранник или оглушен – не имеет значения. Нет времени сводить счеты.
– Ты как здесь оказался? Заплутал, что ли? Ты где должен быть?!
– Дык ведь стреляли, барин… – тяжко дыша, оправдывался слуга. – Ну, я, значит, и сунулся поглядеть, что тут к чему. В нашей штольне все тихо прошло. Да вы не извольте беспокоиться, главный ствол уже наш, бунт наружу пошел…
– Ладно, после разберемся. Винтовку возьми и патронов.
Мысли были самые скверные. Нет, то, что «бунт наружу пошел» – это хорошо. Это удача. Но взять верх в подземных норах и высунуть нос из шахты – это еще не все. Это даже не полдела, а так, процентов десять. Захватить баркентину и шхуну гораздо труднее, ибо уже не приходится рассчитывать на эффект внезапности. Но и это еще не все. Не подавив береговых батарей, не выйдешь в море за искусственный мол полумесяцем, насыпанный руками давно умерших рабов, – утопят.
Батарей две, северная и южная, по обе стороны бухты. Устаревшие, но мощные орудия держат под прицелом внешний рейд. И если немолодой, а то и увечный пират-абордажник не так уж грозен в рукопашном бою, то пират-комендор с многолетним опытом морских боев поистине страшен! Разве что в стельку пьян…
Лопухин не собирался проверять, можно ли в данном случае пропить ремесло. Ночью состоялся тайный разговор между ним и четырьмя рабами из числа авторитетных. Один из них оказался пожилым мичманом Кривцовым с пропавшей без вести год назад канонерки «Выдра», двое – унтер-офицерами также с военных кораблей, а четвертый – простым матросом торгового флота, зато заводилой среди мраксистов.