Испанец. Дерзкий корсар
Шрифт:
Наступила весна, и две недели, как в городе растаял снег, кругом журчали ручейки, а на деревьях набухли почки.
Сашенька была слишком активной и любознательной, и все эти уроки закона Божьего вызывали у нее скуку. Но приходилось три часа в неделю слушать проповеди или приходского священника, или мадам Исаеву о благочестии и святых.
Девушка же думала, что это время можно провести с большей пользой. Например, прогуляться по улице, рассматривая прилетающих птиц, или покататься верхом на лошади, которой у нее никогда не было, или полюбоваться на городском пруду небольшими суденышками, пахнущими едва высохшей краской. Но девиц в пансионе мадам Вавиловой держали почти в заточении. Один раз в месяц они всем классом выходили на подобие прогулки, парами, строго на три часа после обеда. И так каждый из четырех классов, составленных по возрасту. Этого Сашеньке было мало, а часовая прогулка в пансионном небольшом саду с единственной яблоневой аллеей казалась ей скучной.
Ее душа рвалась на простор, увидеть мир, новых людей, но уставы пансиона были строгими, и пансионеркам запрещалось выходить за его пределы. Долгие одиннадцать лет Сашенька жила здесь. Точнее, не жила, а томилась, как птица в клетке, чувствуя, что ее существование невыносимо. Почти у всех воспитанниц была мечта как можно скорее вырваться из этого убогого места с армейскими законами на волю, уехать к родным. Учились они круглый год, и даже летом пансионерок не выпускали на каникулы. Таковы были уставы заведения, родители, опекуны или родственники девиц подписывали о том бумагу, отдавая с шести лет девочек на двенадцатилетнее обучение.
Классная дама разрешила Варе сесть.
– Спасибо, – шепнула ей Саша, Варенька была ее лучшей подругой. – А то опять влепила бы мне низший балл.
– Оленева! Еще слово, и выйдешь гулять в коридор.
Сашенька замолчала, думая о том, что, может, и правда лучше будет в коридоре, там хоть за грачами последить можно.
Неожиданно в классную комнату постучали, и все четырнадцать девушек старшего класса обернулись к двери. Вошла секретарь начальницы пансиона, бойкая дама сорока лет, и спросила:
– Можно? – после утвердительного кивка Исаевой секретарь заявила: – Мадам Вавилова немедленно требует Александру Оленеву к себе в кабинет. Приехал ее батюшка.
– Ступай, Александра, – разрешила классная дама.
Саша медленно подняла деревяшку парты и встала, не понимая, отчего вдруг приехал отец. Последний раз он появлялся в пансионе десять лет назад и то уехал в тот же день, удостоверившись, что дочь в порядке.
– Попроси у него денег, – шепнула ей вдогонку Варенька.
Саша взглянула на подругу недоуменным взором и быстро кивнула.
Выйдя из класса, Сашенька направилась в комнаты к начальнице. Навязчивая мысль точила ее существо – зачем приехал отец, и отчего именно сегодня?
Вторая мысль так же вертелась в ее голове – это просьба Вареньки. «Попроси денег». Легко сказать. Как она попросит денег у постороннего человека, которого совсем не знает? Конечно, она помнила облик батюшки, но весьма смутно. Ведь она видела его лет в восемь. Но денег все же надо было попросить. Скудное питание в пансионе считалось правильным для взросления терпеливых, скромных девиц. Воспитанницы жили почти впроголодь. Утром на завтрак им давали кашу и хлеб с маслом, на обед – жидкий овощной суп, пирожок. На ужин и того меньше – булочку с чаем. Вот и все. Потому почти все воспитанницы имели худощавое телосложение и бледное лицо.
Начальница пансиона всегда говорила, что девицы не должны много есть и жить в неге, это расслабляет и ведет к лени. Потому в заведении все время было прохладно, градусов шестнадцать, не более, даже в спальнях. Одеяла шились тонкими, а пансионерки умывались только холодной водой. Подъем в шесть утра, далее восемь занятий по двадцати дисциплинам, потом в два часа начинался обед, а далее различные обязанности. Кто-то помогал на кухне, кто-то переписывал книги по философии, кто-то трудился в прачечной, а иные вышивали, выполняя заказы, которые брал пансион, чтобы заработать немного денег.
Пансион благородных девиц мадам Вавиловой был почти благотворительным заведением. В основном сюда отдавали мещанок и бедных дворянок. Ибо родители не могли их достойно содержать в более дорогих заведениях подобного рода. Родители или опекуны вносили минимальную плату за девушек, и в основном пансион существовал на пожертвования. Именно поэтому питание было скудным, а пансионеркам шилось всего одно темно-серое платье и два фартука на год, к тому же они должны были приносить пользу. Слуг в пансионе было мало. Мадам Вавилова со знанием дела всегда говорила, труд облагораживает любую девицу и дает ей необходимые навыки, такие как вышивание, приготовление еды или уборка, которые всегда пригодятся в жизни.
Классы делись по возрасту, младший составляли девочки от шести до девяти лет, второй от десяти до двенадцати, третий – от тринадцати. Сашенька училась уже в старшем классе. И все же у девушек было немного свободного времени – это часовая прогулка в пансионном саду и два часа перед сном. Многие это время проводили за книгами, понимая, что необходимо как можно больше изучить и узнать. Ведь по выпуску из пансиона девицам выдавался аттестат учителя. И после они могли служить гувернантками в богатых домах или учительницами в таких же пансионах. Но воспитанницы более всего надеялись удачно выйти замуж. Ведь тогда работать им бы не пришлось.
Единственной радостью у полуголодных пансионерок были посылки от родных. Когда кому-нибудь передавали продукты или деньги, девушки прятали все это. Кто-то успевал засунуть денежку в потайные карманчики на классном платье или за щеку. В противном случае деньги забирала начальница. После на утаенные сбережения, они просили привратницу-Феклушу купить им дешевой еды: пряников, яблок или свежего хлеба. Тайком собравшись после отбоя в комнате всем классом, поедали свои богатства, часто отдавая продукты еще и другим ученицам.
Потому, следуя по пустынному коридору, Саша стискивала руки и думала о том, как попросить у батюшки хотя бы пять рублей, но не знала, хватит ли ей духу. Вдруг он окажется злым или скупым и, вообще, рассердиться на ее просьбы. К своему стыду, она совсем не помнила нрав Сергея Даниловича Оленева.
– А входи, Александра, – велела начальница пансиона.
Саша медленно прошла, оглядывая невысокого полноватого господина в летах с лысиной и густыми усами.
– Здравствуй, дочь, – вымолвил Сергей Данилович и изучающе прошелся взглядом по девушке.