Испанец
Шрифт:
Марина не сопротивлялась, когда Эду, отказавшись от предложенной врачом коляски, снова поднял ее на руки - бережно, видя, что она засыпает. Она прижалась головой к его плечу и провалилась в сон.
Уже вечерело, когда Эду привез ее в поместье; вытряхнутая из сна, девушка заспанными глазами глянула на темнеющее небо, на растрепанные пальмы вокруг особняка, бьющие ветвями на ветру.
– Позвольте, я помогу вам…
– Нет, - пожалуй, слишком резко ответила Марина, отстранив руку Эду, потянувшуюся к ней. – Это неудобно. Благодарю, но я пойду сама. Мне совсем не больно; вы были правы, ваш доктор просто волшебник.
Эду
«Неблагодарная свинья ты, Полозкова, - с грустью подумала она. – Ну, рисуется испанец, так что с того? Он же правда помог, не бросил, не откупился парой смятых купюр. Возится с тобой, как писаной торбой… Могла бы и повежливее отказать, а не рычать, как собака… Впрочем, все равно; так даже лучше. Он обидится и больше не будет мелькать перед глазами. Ох, и дура ты, Полозкова!»
*Тореро (матадор) - в испанском бою быков главный участник, убивающий быка. Матадором называется персонаж пешей корриды, в конной он называется рехонеадором. Матадор, убивающий молодых быков, называется новильеро.
*Мульета - Muleta: Ткань более лёгкая и меньше, чем капоте, красного цвета. Используется матадором в последней терции корриды чтобы сдержать и направить атаку быка. Capote: Ткань из синтетического волокна, очень тяжёлая, формы плаща, которая используется для игры с быком.
* «Traje de Luces» (парадный костюм, буквально — «костюм огней») — это наряд пешего тореро.
*Эсток – меч, которым тореро убивает быка
Глава 6. Очень близкое знакомство
Разумеется, ужин Марина проспала, как и часть вечера, и половину ночи.
Утомленная перелетом, да еще и накачанная под завязку успокоительным и обезболивающим, она еле смогла вымолвить какие-то слова признательности старшему де Авалосу, спустившемуся встретить их с Эду.
– Все хорошо? – поинтересовался отец, когда Марина скрылась в отведенной ей комнате.
– Да, Фернандес сказал, что ушиб, и потрясение. Ничего опасного, - притворяясь как можно более беспечным, ответил Эду, проводив Марину взглядом.
Однако.
Авалос-старший слишком хорошо знал своего сына; его нервное постукивание носком ботинка об пол, заложенные за пояс руки говорили как раз об обратном – о сильном волнении, чего с Эду при виде девушки не случалось уже давненько.
– Хорошо…
Отец проворчал что-то о том, что кое у кого глаза на затылке, но Эду не вслушивался, о ком он говорит, о нем или о Марине. Ему отчаянно хотелось проводить девушку до комнаты и проследить, что с нею действительно все хорошо, что она устроена с комфортом, но он сдержался.
Нет, каково!
Маленькая злая колючка!
То, что эта девушка, имени которой он даже не спросил, эта крохотная русская ледяная девочка изо всех сил отталкивает его, было заметно невооруженным взглядом. Притом она его не боялась, нет, как можно было б подумать. И млеть от восторга она не собиралась – с чего бы ей млеть, она ведь не из клуба его, Эду, фанаток? Многие его юные поклонницы смотрели на него с замиранием сердца, с каким-то почти религиозным экстазом. На их лицах отражался испуг – как, этот храбрец коснулся меня, мне это не снится?!
– а затем были слезы изумления и потрясения и радости, и это происходило во многом благодаря его красоте. Эду знал, что красив; он знал, что публика любуется им, когда он дразнит быка, когда рассвирепевший зверь проносится мимо, почти касаясь окровавленной шкурой золотого шитья на его костюме. Он любил это – внимание и восторг, который зажигал в сердцах зрителей. Он чувствовал ликование, когда его клинок пронзал сердце чудовища, и человек торжествовал над неразумной животной силой и яростью.
Он привык к празднику, который царил в нем, в его сердце, и который он дарил людям. Ликование, радость, торжество – вот что чувствовали люди рядом с ним.
А девчонка… она брыкалась.
Плевать она хотела на его красоту; и чем ослепительнее он ей улыбался, тем яростнее она сопротивлялась его попыткам очаровать ее.
Она брыкалась почище иного быка, не подпуская к себе близко. Она словно упряталась в свою колючую ледяную скорлупу и отталкивала его, не позволяя коснуться ее, не позволяя самой себе принять тепло. Это было настолько непривычно и странно, что Эду рассматривал ее как диковинное создание, которое раньше никогда не видывал.
Возможно, если б она растаяла от его обворожительной улыбки, пофлиртовала бы с ним, смущенно улыбаясь, то на этом бы все и кончилось, но… она не флиртовала. Она дула губы, хмурила брови, словом, вела себя так, словно ей невыносимо неприятно находиться с ним рядом.
И отворачивалась, будто скрывала от него свою досаду.
Что за проклятье такое?!
А ведь девчонка была хороша. Ох, как хороша!
Когда она улыбалась, на ее милое личико с такими чувственными розовыми губами ложилась тень застенчивой нежности, и глазки сияли, как небо над Севильей… Да и бедра – очень аппетитные бедра, в этом Эду мог убедиться, поднимая девчонку на руки. Невесомая, юная, свежая… Этакая бледная северная роза с шипами…
Наскоро поужинав, Эду, сам не отдавая себе отчета, еще долго слонялся по дому, и как нарочно – неподалеку от комнаты, где поселили Марину. Должна же она проснуться и захотеть поесть, черт ее подери, или они там, на севере, не едят совсем?!
Произошедшее встряхнуло его, лишило покоя, и он не находил себе места. Устроившись на диване в гостиной, Эду прикрыл глаза, собираясь вздремнуть, но девчонка не шла из головы.
Проклятье!
Нет, у Эду крепкие нервы. Иначе и быть не могло, да и происшествие с девчонкой слишком незначительно, чтобы вот так метаться весь вечер! Но успокоиться он не мог.
– В душ, - произнес он твердо, измаявшись от томительного ожидания – чего? Кого?..
Горячая вода приятно расслабила плечи, напряженные, словно перед броском; разгладила сведенные брови, смыла усталость, и Эду, подставляя лицо и голову под горячие струи воды, дышал глубоко и медленно, как делал это всякий раз, стараясь успокоиться и вернуть себе душевное равновесие.
Образ девчонки немного погас, словно растворился в горячем пару, ее ледяная холодность перестала так остро и больно цеплять, но засевшая в мозгу картинка – бьющиеся на ветру локоны, светлое пальто и нечаянная улыбка сквозь слезы, - все не гасла.