Испанская невеста [Легенда о Габриель]
Шрифт:
— Как? — в ярости бормотал он лихорадочно вышагивая от окна к двери и обратно, — как эта девица, которую называют не иначе, как «обезьянка»…посмела выказать столь открытую непочтительность? Я — Энрико де Саведа. Мне никто не смеет бросить вызов. Не смел до сего дня… — он поправил себя, нахмурился, затем махнул рукой и продолжал бормотать с прежним негодованием. — К чёрту. Ничего уже не изменить. У меня не остаётся другого выхода, за исключением того, который призовёт к ответу эту наглую девицу. И не остаётся времени…весть может распространиться по городу… проклятье! — вырвалось у него. — Она сделает из меня шута… — Энрико схватил колокольчик и затряс им с неистовой силой. На зов явился пожилой слуга.
— Найдите
Что касается Стефана, он являлся личным слугой Энрико. Ему позволялось гораздо больше, чем всем остальным и только потому, что он пользовался безграничным доверием молодого Саведы. И в данный момент, когда его все искали, он преспокойно расположился на соборной площади Севильи.
Глава 4
В один из особенно тёплых дней 1703 года жители славного города Севилья стали свидетелями весьма необычного зрелища. Недалеко от входа в одну самых величественных католических святынь, а именно, собор Мария–де–ла-Седе, расположилась весьма необычная пара. Один из них
— горбун — сидел прямо на земле. Перед ним стоял помятый медный горшок. Слева был разостлан маленький коврик. На коврике лежала Библия. Ну и здесь следует упомянуть о втором персонаже этого странного ритуала. Это был самый обычный…осёл. Единственное отличие от всех остальных собратьев состояло в отсутствии верхней части правого уха. Во всём остальном осёл являл собой пример спокойствия и внимательности. Ибо стоило лишь горбуну молитвенно сложить руки, как тот начинал тыкаться мордой в Библию. Обычно такое действие сопровождалось словами горбуна:
— Помолимся, брат мой!
Люди, направляющиеся в собор, вначале замедляли шаг, затем бросали удивлённый взгляд в сторону осла и горбуна, а затем подходили ближе, и только с единственной целью — их влекло любопытство. Они хотели понять смысл этого необычного обряда. Таким образом, и в течение
очень короткого времени, возле них собралась внушительная толпа. И, так как описанный ритуал повторялся с завидным постоянством, на площади стали раздаваться взрывы смеха. Все указывали пальцем на осла, который тыкался носом в Библию, а затем лизал страницы, пытаясь их перевернуть. Некоторые из этих зевак, покорённые изобретательностью горбуна, вытаскивали из карманов монеты и кидали их в горшок. Каждый раз звон, возвещающий о новом пожертвовании, вызывал торжественный поклон горбуна. Он кланялся и благословлял, но не самого подателя, а…своего осла, что сопровождалось взрывами хохота. Последняя часть ритуала настолько понравилась зрителям, что звук монет стал раздаваться всё чаще и чаще.
Заслышав смех, из собора высыпали встревоженные священнослужители. Один из них, в облачении епископа, подошёл к горбуну и попросил удалиться с площади или прекратить это представление. На что горбун с тяжёлым вздохом отвечал:
— Отец мой, надеюсь, вы не думаете, будто я нахожусь здесь по своей воле?
— Кто же тебя прислал? — строгим голосом потребовал ответа служитель церкви.
— Святой Абден! — ответ горбуна заставил того вначале отступить и перекреститься, а затем с негодованием воскликнуть: — Богохульник!
На что горбун со всем смирением возразил:
— Вы заблуждаетесь, святой отец, ибо я есть самый преданный из вашего стада и самый верующий в вашей пастве. Имя Господа вместе с наставлениями вашего преосвященства проникли в самые глубины моей души, и я несу их подобно благодатному огню. Но несколько месяцев назад… во сне… ко мне пришёл святой Абден. Уверившись в крепости моей веры, он возвестил мне о нём, — горбун покосился на осла, чем вызвал донельзя удивлённый взгляд епископа и приглушённые смешки в толпе, которая с откровенным удовольствием прислушивалась к каждому слову. Заметив столь вызывающую непочтительность, епископ, со сдерживаемым гневом спросил у горбуна:
— Святой Абден решил поговорить с тобой об…осле?
— Я тоже так думал, но всё оказалось совсем иначе, — продолжал рассказывать с ярко выраженным благоговением, горбун. — Святой Абден известил меня о том, что в нём живёт душа великого коня величайшего из полководцев и повелел приобщить его к вере. Я назвал моего друга «Буцефал» и привёл в это святое место, чтобы выполнить возложенную на меня миссию.
— Иными словами, ты решил научить осла молитвам?
— Приблизительно так, — не мог не согласиться горбун и тут же с покорным видом спросил у епископа:
— Разве этот труд не заслуживает вашего благословения?
— Он заслуживает наказания. И будь уверен, так и случится, если только ты не покинешь это место. Епископ в гневе удалился. Горбун же, под громкий хохот толпы, опорожнил содержимое горшка в свои карманы, прихватил Библию, коврик…и неторопливо двинулся прочь с площади. Буцефал покорно поплёлся за ним следом. Уздечка волочилась по земле, что, несомненно, причиняло определённые неудобства почтенному животному, так как осел то и дело наступал на них копытами. Однако неприятности «спутника», которому не так давно было выказано глубочайшее почтение, перестали волновать горбуна. Едва они удалились на порядочное расстояние, горбун воровато огляделся по сторонам, а затем раскрыл и несколько раз сильно тряхнул Библию. Из неё посыпались семена овса. Пока осёл подбирал эти семена, он спрятал святую книгу на груди. Затем залез на осла и, погоняя его пятками, погнал в сторону замка Саведы.
В ожидании Стефана Энрико, заложив руки за спину, нервно расхаживал по комнате. Лицо стало совершенным чёрным.
— Да как она только посмела мне отказать? — Энрико распалялся всё больше и больше. — Любая женщина в Севилье почтёт за счастье удостоиться моего внимания…а эта оборванка, которая вечно сидит на деревьях…осмелилась отвергнуть мою руку! Она бросает мне вызов. А граф–то каков? Не может приструнить собственную дочь. Ну и…отлично! Я сам займусь её воспитанием. Я покажу, где её место. Я научу её с уважением относиться к самому имени Энрико Саведа. А может она… повредилась в уме? — последняя мысль заставила его остановиться и широко заулыбаться. — Чёрт, как я раньше не принял во внимание это обстоятельство. Ведь понятно, что ни одна женщина в здравом уме не может мне отказать.
Позади Энрико раздался неприятный смешок. Он обернулся словно ужаленный, чтобы тут же устремить неприязненный взгляд в сторону…горбуна. Это был Стефан. Ему минуло пятьдесят, и он выглядел более чем неприятно. Большой горб едва ли не возвышался выше его собственной головы. Сама голова состояла из сплошных бугров и выступающих скул. Особенно выделялся тяжелый подбородок с уродливой бородавкой. Мясистый нос своим «изяществом» ничуть не уступал оттопыренным ушам, покрытым густой растительностью. Грубые ладони и узловатые пальца были неестественно большого размера. Он всегда носил зелёные чулки, туфли с острым носом, потёртый кафтан оливкового оттенка и приплюснутую шляпу без пера. Стефан всегда передвигался вразвалку на полусогнутых ногах. Своим видом он больше напоминал шута, нежели слугу и камердинера Энрико, кем и являлся на самом деле. Он частенько прикладывался к бутылке, но это ничуть не мешало ему выполнять свои обязанности со всей добросовестностью. Но сейчас он выглядел совершенно трезвым. Стефан щурил свои маленькие глазки, не сводя с хозяина пристального взгляда. — Ты где пропадал? — недовольно спросил у него Энрико.