Испанская одиссея

Алексеев Борис Алексеевич

Вдруг ко мне подступила злость. Я вспомнил отца, представил его состояние и действия, которые он предпринимает сейчас в связи с потерей сына (хотя какой смысл имеет слово

«сейчас», если между нами разница в сто лет!). Но хуже-то всего мне. Отец, сестра Тони, влюблённая по уши Катрин, её родители – все остались, по крайней мере, на своём месте, и только я – слышите? – только я оказался в положении рыбы, выброшенной из морской пучины на берег. Огромная неразбериха вкралась в мою жизнь внезапно и безжалостно!

Я выронил руку моей спутницы и спросил:

– Катрин, скажи, имя Огюст и есть имя твоего возлюбленного?

Девушка остановилась и испуганно посмотрела на меня. Мне почудилось, что в её глазах, едва прикрытых вуалью испуга, проносится время и в нём мелькают мириады житейских артефактов.

– Не спрашивай меня так! – Она схватила мою опущенную руку и до боли вжала свои острые ногти в ладонь.– Ты – мой любимый, ты – Огюст. Понимаешь?..

Ты!

Катрин неестественно вжала голову в острые худые плечики и застыла, подобно компьютерному скриншоту. Мне даже показалось, что «на изображении» не она, а… маленькая крашеная в золото старушка. Но тотчас голос сердца отрезвил мой злобный перформанс:

«Господи, что я делаю! Разве так можно?..» Я подхватил опущенную руку Катрин, прижал к лицу и в волнении забормотал:

– Прости, прости, милая! Какой же я дурак… Не зная, чем ещё загладить внезапную жестокость, я достал из кармана прощальный подарок старика – ларец – и сказал:

– Любимая, возьми это. Это – счастье.

Катрин взглянула на мою протянутую ладонь. Вдруг она взмахнула руками, будто крыльями, и в мгновение превратилась из «сморщенной старушонки» в богиню.

– Ты сохранил его!.. Огюст, ты сохранил мой подарок. Огюст!..

Она не могла стоять. Я подхватил Катрин на руки и прижал её хрупкое тельце к груди. Вот оно что…

Конец ознакомительного фрагмента.