Испанский дневник
Шрифт:
Пятый полк воспитывает из коммунистической молодежи новые кадры командного состава. Таковы андалусец Хуан Модесто, галисиец Энрике Листер, толедцы Сантьяго Альварес, Бартоломео Кордон. Рядом и вместе с ними колоннами Пятого полка командуют бывшие кадровые офицеры королевской армии – Бурильо, Маркес и другие. Всё вместе вылилось в хорошее боевое содружество, которое должно быть прообразом рождающейся испанской регулярной народной армии.
17 сентября
Иностранцев пока еще немало в Мадриде. Они трех цветов – черные, желтые, красные. Цвета, впрочем, часто обманчивы.
Открытые реакционеры и сторонники Франко лепятся вокруг посольств, частью живут там. При всех дипломатических
С посольскими кругами соприкасается иностранная публика, наехавшая в Испанию после мятежа. (Иностранцы, постоянно жившие раньше в Испании, – предприниматели, фабриканты, концессионеры, портовые торговцы – почти все уехали за границу, считая себя в опасности.) Эти новые – профессиональные путешественники; встречаясь, они узнают друг друга по предыдущим встречам – в Абиссинии, в Парагвае, в Саарской области, в Маньчжоу-Го. Их стаж делится на «конфликты»: саарский конфликт, маньчжурский конфликт… Им всем не ниже сорока лет, многие с проседью, но любовницы при них удивительно молодые. Формально они – либо представители оружейных фирм, специальные уполномоченные больших телеграфных агентств и киноантрепренеры. Испанская обстановка разлагает их, – для шпиона здесь не работа, а отдых: узнать всё, получить все документы можно, не покидая столика кафе, за гроши или совсем даром, пользуясь здешней страстью показывать свою осведомленность и ошарашивать собеседника сенсациями. Оттого и сведения, полученные даром или даже купленные, фантастичны, как бред сумасшедшего. Восьмого сентября все шпионы передали из Мадрида, что республиканское правительство получило от Шкоды двести мощных танков-огнеметов. Девятого об этом передали из Мадрида американские корреспонденты; цензура остановила телеграммы, они передали известие контрабандой, через Париж. Показывали даже снимок, купленный за большие деньги. Потом выяснилось, что снимок взят из испанского журнала 1918 года, не снимок, а рисунок к утопической статье «Война в 1920 году».
Расходы у них здесь грошовые, испанский «конфликт» великолепно пополнит их сбережения. Они только мучительно боятся быть убитыми в случайной перестрелке, или в драке на улице, или при обыске. Поэтому они завели себе повязки на рукаве с официальными цветами своих государств. Повязка означает: «Делайте что хотите, вешайтесь, я тут ни при чем». У одного, пожилого, кроме повязки, еще, вместо жилета, американский звездный флаг во всю грудь; впрочем, у него свои резоны – он глухонемой, при уличных недоразумениях это крайне неудобно. Он приехал хлопотать о наследстве своего отца, пробкового концессионера. Нашел время.
За столиками кафе неутомимо, по шесть, по семь, а иногда по девять часов, непрерывно они ругают и высмеивают испанцев, их тупость, их медлительность, их лень. Ранее приехавшие посвящают новичков в три выражения, к которым надо прежде всего привыкнуть в Испании. Если придешь за справкой, тебе сначала скажут. «Ин сегида» (сию минутку). После получаса ожидания ободрят: «Но тардара мучо» (долго не продлится), Еще через два часа объявят: «Маньяна пор ла маньяна» (послезавтра). Дамы рассказывают: «Это просто непостижимо. Им заказываешь два яйца всмятку и чай, они спрашивают, сколько минут держать яйца в воде, а потом приносят яичницу из четырех яиц, кружку пива и обижаются, когда их ругают…»
Отель «Флорида» считается ужасно красным и ужасно революционным гнездом. Здесь живут летчики и инженеры интернациональной эскадрильи в шелковых незастегнутых спортивных рубашках, с навахами и парабеллумами в деревянных кобурах у пояса. Они сначала хотели выписать к себе жен, им отказали,
Здесь есть бывшие американские гангстеры, спиртовозы из воздушного отряда Аль-Капоне, искатели приключений из Индокитая и разочарованный итальянский террорист, пишущий поэму. Рыжий канадец, по специальности аэрофотограф, с утра ничего не делает, сидит в кресле в вестибюле у окна и разговаривает с пустым взглядом, устремленным в пространство. Он ждет, пока в четыре с половиной часа пополудни на Гран Виа выйдут первые проститутки. Тогда он выхолит и долго выбирает. Он долго торгуется, а потом платит больше той суммы, которую с него запросили вначале, – если женщина спросила двадцать песет, он доторговывается до двенадцати, а уходя, платит двадцать пять. Так, объясняет он, весь акт пропускается через комплекс благотворительности. Он считает, что до Луи-Фердинанда Селина не было мировой литературы. Но и у Селина есть, по его мнению, громадный прорыв… Селин упустил, что женщину надо смотреть и оценивать, обязательно когда она идет к вам спиной. Тогда ясны и фигура, шея, ноги. Вид спереди, глаза, улыбки, грудь – это все обман, это для дураков… Он ловит людей, чтобы поговорить о женщинах. Но все заняты, его слушают охотнее всего женщины же, супруги иностранных парламентариев.
Настоящие красные почти не показываются во «Флориде». Они приезжают потихоньку, заходят в партийные комитеты, спят там же, в маленьких общежитиях, и уходят на фронт, инструкторами при колоннах Пятого полка, санитарами или рядовыми бойцами.
18 сентября
Рано утром, еще до восхода солнца, была взорвана мина, которую республиканцы подвели под правую угловую башню Алькасара, под ту, что выходит на площадь Сокодовер.
Взрыв был неожиданным для осажденных, у них началась паника. Отряды с патронного завода и часть анархистов ринулись со стороны Сокодовера вверх. Они добрались до холма и в проломе стены взорванной башни выставили красный флаг.
Мятежники постепенно пришли в себя, открыли ожесточенный огонь из винтовок, из пулеметов, из минометов. Подкреплений не было, атаковавшая колонна вернулась вниз, хотя ей оставалось каких-нибудь пятьдесят – сто шагов до самой ограды алькасарской академии.
По всему Толедо идет пальба, неизвестно, кто и откуда стреляет, – не могут же пули осажденных залетать во все переулки! Вооруженные и возбужденные люди бродят толпами по улицам. В доме почты, за окошком заказных писем, сидит подполковник Барсело, красный и злой, с перевязанной ногой – пуля пробила ему икру. Руководства никакого не чувствуется.
Теперь имеет смысл повторить штурм только в лоб, из монастыря Санта-Крус. Для этого надо взять здание военно-губернаторского дома – он почти примыкает, через дорогу, к монастырю.
В Санта-Крус стоят несколько отрядов – местные анархисты, немножко республиканской гвардии и коммунисты из Пятого полка. В четырехугольной галерее главного двора сидят и лежат, закусывают, смотрят друг у друга оружие, Здесь же и перевязка раненых; даже – не отгорожено, напоказ всем. Здесь же лежат на носилках мертвецы, и люди кругом долго, иногда по получасу и больше, не отрываясь, не мигая, смотрят на этих мертвецов. Молодые парни просто гипнотизируют себя. Они, видимо, хотят понять, что чувствует мертвец, впитать его, мертвецкие, ощущения в себя. Если будут и дальше так разглядывать покойников, воевать невозможно будет.