Исполнение желаний
Шрифт:
— Я снова дома, и вы можете повторить свой тост, который произнесли позапрошлым вечером, когда мы ужинали вместе.
Оливия с изумлением взглянула на него. Он заговорил с ней впервые с тех пор, как они выехали из Грин Гэйблза. Но она ожидала от него совсем других слов и поэтому, запинаясь от волнения, тихо ответила:
— Вы… же знаете… я желаю вам… только счастья!
— О, счастье — это слишком огромная вещь, чтобы получить его так просто!
Оливия отпила глоток шампанского, надеясь, что это придаст ей храбрости.
— У вас… есть все… чтобы быть счастливым!
— Под
Опять он говорил как-то странно! Нет, Оливия ждала от него совсем-совсем других слов. Нервозность ее еще усилилась. Она молча поставила фужер на столик и отошла к окну. В саду кипела своя беззаботная и веселая жизнь — щебетали птицы, над цветами жужжали пчелы, ярко светило солнце. Герцог приблизился к ней и стал сзади. Некоторое время они молчали, любуясь красотой летнего дня.
— Если бы я даже был властелином всего, что вижу сейчас, то был бы я счастлив при этом? Сомневаюсь.
— Но почему? У вас есть все… все, что нужно, чтобы быть счастливым, и для ума… и для сердца.
На последнем слове она споткнулась. Как объяснить ему, что такое чувство благодарности, когда люди служат тебе не только ради денег.
— Вот этого я и хочу больше всего на свете! — неожиданно сказал он.
Она вскрикнула от удивления, смешанного с испугом.
— К-как вы узнали… о чем… я думаю?
— Просто я читаю ваши мысли, вот и все.
— Но… но вы не должны… делать этого!
— Почему нет?
— Потому что… мысли — это личное дело каждого!
— Ваши мысли… доступны мне. И они уже не принадлежат только вам. Я знаю все, о чем вы думали, ужиная со мной тогда, у себя дома, и о чем размышляли f сегодня по дороге сюда.
Оливия вспыхнула и прижала ладони к горящим щекам. Затем она машинально |начала развязывать шляпу и, сняв ее, бросила в кресло.
Она уставилась невидящим взглядом в сад.
— Но… если это правда, то вы должны знать, как… я желаю вам счастья в Чэде… и хочу, чтобы вы полюбили его так, как… я люблю его с самого детства.
Герцог не произнес ни слова, и Оливия испугалась, что она сказала что-то не то. Помолчав еще немного, он мягко произнес:
— Оливия, я хочу спросить вас об одной вещи. И пожалуйста, скажите мне правду.
— Конечно! Я… всегда говорю… правду!
— Тогда посмотрите мне в глаза!
Оливия молча повиновалась. Взглянув ему в глаза, она увидела в них какое-то странное и непонятное выражение.
— Скажите мне, почему вы спасли меня и не дали мне умереть?
«Что за дикий вопрос», — мелькнуло у нее в голове. Но прежде, чем она нашла слова для ответа, она уже знала его. Сердце подсказало ей правду.
Невероятно! Невозможно! Она боялась даже мысленно произнести эти слова. Она любит его! Да, она любит его! И поэтому она так отчаянно боролась за его жизнь, недосыпала ночами, нянчилась с ним как с младенцем. Она любит его!
А ведь вначале он пробудил в ней только ужас, и она возненавидела его всеми фибрами души. Но потом, когда он лежал беспомощный, истекающий кровью и, казалось, жизнь ускользала от него на глазах, она бросилась, чтобы удержать ее. Она не оставляла борьбу со смертью ни на минуту, даже тогда, когда у всех — и у Бесси, и у Хиггинса опустились руки. Да, это любовь придала ей нечеловеческие силы, и она победила! Победила! Правда сверкнула как молния. Но как сказать о ней? Как выразить ее словами?
Оливия молчала, беспомощно прижимая руки к груди.
— Я так и знал! — сказал герцог негромко. — Я тоже люблю вас! Так что же нам делать со всем этим?
— Вы — в-вы… любите меня? — пересохшими губами повторила Оливия. Голос казался чужим и звучал настолько слабо, словно доносился из подземелья.
— Я люблю вас! Но, как и вы, я не подозревал, что это любовь!
— Но… к-как вы догадались?
— Все очень просто! Я давно уже должен был догадаться об этом. Не раз в бреду мне казалось, что сама любовь убаюкивает меня на своих руках. Вы говорили со мной, и ваш голос был исполнен любви, вы нежно приподнимали голову мне, чтобы напоить своими целебными травами, и в ваших руках я опять ощущал любовь и ласку. И зачем мне слушать людей? — голос герцога стал глубже и нежнее. Я послушал свое сердце, и оно сказало мне правдивее всех, что это вы спасли меня, и не с помощью лекарств, а своей любовью!
Оливия издала невнятный звук и сделала шаг навстречу. Или это герцог сделал этот шаг? Но уже в следующий миг она была в его объятиях, прижавшись щекой к его плечу. И по мере того, как он все крепче и крепче прижимал ее к своей груди, отступал ее страх, ее волнение и переживания последних недель. Впервые за долгое время Оливия поняла, что ей больше ничего не грозит, что ей не надо ничего бояться, что отныне она в полной безопасности и под надежной защитой.
Герцог снова обратился к ней, и в его голосе было столько нежности и любви, что трудно было узнать его.
— Когда ты прибежала ко мне, ища защиты от этого наглеца, который пытался поцеловать тебя, я понял, что должен оберегать и защищать тебя!
— Да! Я… искала у тебя… защиты! Но я не знала, что ты… любишь меня!
— Я люблю тебя! И единственное, что мне нужно, это твоя любовь. И если ты не отдашь навсегда мне свое сердце, то… то лучше бы я умер!
— Нет… не говори так! Ты… не должен говорить такие слова!
Она подняла голову и заглянула ему в глаза. И вдруг снова ощутила вкус его губ на своих губах. Его поцелуй был нежным и легким, как дуновение ветерка. Слезы выступили на глазах Оливии. Боже мой! Как она могла знать, что этот человек, который так напугал ее при первой встрече, станет для нее тем единственным и желанным, о котором она мечтала все эти годы.
А она хотела бежать от него, боялась его, волновалась за свое будущее.
В следующее мгновение губы их вновь соприкоснулись. Его поцелуи становились все смелее, но были так нежны, что Оливия забыла обо всем на свете. Закрыв глаза, она вся отдалась его ласкам, охваченная неописуемым счастьем. Оливия глубоко вздохнула:
— Я люблю тебя! — прошептала она, трепеща всем телом в его объятиях. — Люблю! И как только я раньше не догадалась об этом! Я так боялась, что ты выгонишь нас из дома!