Исполнитель
Шрифт:
Привычка подчиняться указаниям Голоса всё-таки подняла его с пола. А зачем, мелькнула в голове пустая, отрешённая мысль… Сейчас прибегут люди с мечами и алебардами, и всё будет кончено… он освободится от этой ужасной пытки, которую дураки называют словом «жизнь»…
«Твой долг громаден, и сейчас он ещё вырос! Если ты сейчас сойдёшь с круга… да двигайся же, наконец!!!»
* * *
Ёж оказался большим и жирным — не фазан, конечно, но после ужей и лягушек настоящий деликатес… Первей сглотнул слюну, обозревая пиршественный
Самым трудным оказался первый день — собственно, даже не день, а ночь. Умение видеть в темноте сослужило рыцарю неплохую службу, но всё равно одолеть без отдыха почти шестьдесят вёрст — тяжкое испытание даже для идущего налегке бывшего солдата… Иначе было нельзя, утверждал Голос Свыше, и оказался как всегда прав — только за Одрой погоня с собаками потеряла след… Дальше стало проще. Отоспавшись в каком-то буераке под выворотнем, любезно указанным в качестве места для отдыха всё тем же Голосом, Первей двинулся к чешской границе, передвигаясь в стороне от торных дорог и только в тёмное время, благо ночи на излёте августа были уже достаточно долгими.
«… вот так, рыцарь. Если бы не твоя глупость, всё было бы иначе. Увечье изменило бы его, и вместо сатанистских опытов с превращением в вервольфа и прочих подобных он занялся бы настоящим делом. Сперва ища спасение от своего недуга, а потом уже просто…»
«Не могу поверить, что дьявол может стать ангелом»
«Он не был дьяволом, и не стал бы ангелом. Он стал бы просто человеком. Великим человеком. Он стал бы великим и будучи здоров, но это было бы совсем иное величие — холодное и страшное, сродни величию Тамерлана»
Первей хмуро молчал.
«Ты проявил человечность, рыцарь, и это смягчает твою вину. Но ты проявил её не там и не так. Он ушёл с большим долгом. Избавив его от сиюминутной боли, которую этот Зигфрид вполне заслужил, и страданий неподвижности, судить о заслуженности которых не мне и тем более не тебе, ты обрёк его на страдания в следующем круге, и, возможно, более тяжкие. Я уж не говорю о многих тысячах больных, которые могли встать на ноги благодаря этому человеку. Благими намерениями обычно мостятся дороги в ад, особенно когда намерения эти не подкреплены хоть какой-то работой ума»
Теперь Первей смотрел в землю.
«Я не гожусь для этого. Я предупреждал, я не могу…»
«А вот это уже решать не тебе и не мне, что мы можем и на что годимся. Но мы должны попытаться»
«Мы?» — Первей перевернул в костре обмазанного глиной ежа, поворошил угли.
Ответа не последовало, и по опыту прежних бесед рыцарь понял — его не будет. Голос на то и Голос, что говорит только необходимое для понимания сути дела…
Да, в ту пору это было именно так.
* * *
Первей мотнул головой, отгоняя воспоминания, и остановился, как вкопанный, созерцая ворота корчмы. Да уж… Как там гласит народная мудрость насчёт барана и новых ворот? Ещё немного, и результат будет достигнут — только в отличие от четвероногих баранов бывший пан рыцарь будет всё время улыбаться…
— Я вижу, пан рыцарь провёл неплохую ночь. Должно быть, пани Эльжбета и вправду не так ужасна? — хозяин корчмы улыбался озорно-добродушно. — Только гроши пана рыцаря я не верну, не обессудьте. Комната простояла в ожидании всю ночь, хотя в корчме полно постояльцев.
— Пустяки — Первей улыбнулся — И вы правы: пани Эльжбета вовсе не так ужасна. Только теперь это уже не имеет никакого значения.
… Конь шёл ровным, скользящим шагом, буквально баюкая седока. Более того, Первею порой казалось, что Гнедко сам знает, куда везти своего хозяина. Золото, а не конь. Первей усмехнулся, вспоминая. Подумать только, такой конь — и достался ему за бесценок. Практически даром. А всё Голос…
— Спасибо, любезный. Дальше я пешком пройдусь. Удачи!
— Вам удачи, добрый пан!
Получив серебряную монетку, возчик хлестнул пегую кобылу, и телега, гружёная горшками и каким-то ещё немудрёным сельским товаром, покатила дальше, оставив Первея на пыльной улице местечка, которое всеведущий Голос назвал Гусеницы, хотя, по мнению рыцаря, какое-либо название для подобных дыр вообще непозволительная роскошь. Он оглядел сонную улочку, вьющуюся меж плетней и частоколов, с вырытой от души сточной канавой, больше смахивающей на небольшой овраг. М-да… Если и есть в таких местах признаки жизни, то только вокруг корчмы — куда, собственно, и надлежало направить свои стопы Исполнителю. Причём немедленно, судя по положению солнца. Голос, он врать не будет…
Признаки жизни возле корчмы имелись. Ещё издали Первей увидел небольшую толпу, явно привлечённые каким-то зрелищем. И лишь подойдя ближе, в который раз подивился — надо же, до чего точен Голос… Ну вот и цель его путешествия в это забытое Богом местечко.
— …Убью проклятую тварь! У-у, поганая кляча!
Пьяный водовоз нещадно бил коня, запряжённого в ослизлую бочку, каким-то суковатым дрючком, от которого на теле коня оставались кровавые следы. Конь, похожий на скелет, уже даже не пытался лягаться — силы кончились. Первей увидел его глаза и содрогнулся — так велико было в них желание, чтобы наконец всё кончилось. Жажда смерти.
Первей разглядывал мужичка с брезгливым любопытством. Подумать только, и на это вот насекомое — отдельный Приговор… Ладно.
— Почтенный, сколько стоит ваш конь? — услышал он свой голос как бы со стороны.
Водовоз опустил свой дрючок, отдыхиваясь.
— Так это… пан, не знаю как вас… добрый коник-то, самому надоть…
— Я спросил — сколько?
Зеваки затаили дыхание. Вот интересно, как такие тупые, бессмысленные люди, всю свою сознательную жизнь ошивающиеся возле кабака, чуют интересные события? Печёнкой, или задницей, или чем ещё? Мозгами — так это вряд ли, какие у этих мозги, со всех разом на одну порцию с горошком не наберётся…