Исповедь авантюристки (Незнакомец)
Шрифт:
Матильда шумно вздохнула, стремясь привлечь к себе внимание. Она хотела, чтобы Огюст оторвал свой взгляд от книги и поговорил с ней. Но Резаков не желал этого. Матильда страшно утомила его. Какая наивность с ее стороны полагать, что его интересуют только ее женские прелести. Если бы не деньги, его ноги уже давно бы тут не было. Но большое дело требует больших затрат. Организация уже живет и действует. Проклятый старый мир, полный несправедливости и зла, сам заплатит за свое уничтожение. Для достижения этого все средства хороши. Приходится кривляться вокруг глупых вдовушек, изображая пылкого любовника. Но эта красотка, надо отдать
Любовники перебрасывались злыми взглядами. Никому не хотелось начинать ссору. И тут явилась гостья – Леокадия Манкевич. В банке ее зятя Матильда Карловна держала свои капиталы. Покойный муж Матильды, старик Бархатов, имел с Липсицем деловые связи. В последнее время Леокадия подозрительно зачастила к Матильде, хотя подругами они не были и их знакомство носило весьма поверхностный характер.
Вероятно, она хочет поближе познакомиться с Резаковым? Или, может быть, у них уже тайный роман, и они для остроты ощущений встречаются в ее доме? Хотя последняя мысль и носила характер неправдоподобного предположения, тем не менее, подумав так, Матильда возмутилась и оскорбилась: «Играть за моей спиной? Крутить роман с этой девчонкой и в то же время продолжать оставаться моим любовником? Ну, нет! Я не позволю насмехаться над собой!»
Леокадия повертелась немного и ушла. Резаков тоже засобирался, что окончательно утвердило Матильду в правильности своих догадок.
– Огюст! Вы покидаете меня? Надолго?
– Я должен всякий раз давать вам отчет о том, куда, с кем и зачем я иду? – раздраженно ответил Резаков.
– Вовсе нет. – Матильда вдруг сделалась совершенно спокойной. – Просто перед тем, как вы пойдете, позаботьтесь о своих вещах или, по крайней мере, скажите, куда их вам переслать.
– Вы выставляете меня вон? – ухмыльнулся Огюст.
– Мы просто расстаемся. Вот и все.
Бархатова, не подав ему руки для прощального поцелуя, выплыла из комнаты. Ей удалось избежать страдания и слез.
«Глупая кошка! Чертова кукла! Впрочем, нам нельзя терять время даром». – С этими словами Резаков направился в «Трущобную кошку».
Глава 19
Леокадия, обретя свободу, упивалась ролью царицы богемного мира. Сама она немного музицировала и даже кое-что сочиняла, но главный ее талант выразился в умении создавать уютный и притягательный мир для непризнанных гениев.
Ее «Трущобная кошка» располагалась на Владимирском проспекте в небольшом полуподвальном помещении. Вниз вели несколько ступенек, которые иногда становились непреодолимым препятствием для посетителей, перебравших напитков, возбуждающих творческий потенциал. Вход украшала вывеска, на которой было изображено некое существо, тощее, с голодными и злыми глазами, с клочковатой шерстью и торчащим кверху хвостом. Вероятно, по замыслу художника, именно так выглядит гений, когда его картины не продаются и ему нечего есть.
Центральная зала представляла собой небольшую эстраду, обрамленную неким подобием кулис. Сбоку стоял рояль, на котором обычно громоздилась гигантская пепельница, полная окурков. Ряд столиков был постоянно заставлен бокалами и бутылками. Другие комнаты были обставлены диванами, кушетками, круглыми столиками, удобными для сеансов спиритизма и столоверчения. Между мебелью
Круг постоянных посетителей образовался довольно скоро и почти не менялся. Правда, иногда все же зажигалась новая звезда. Тогда все трущобное сообщество приходило в большое возбуждение, предвкушая творческое соревнование.
Некоторые завсегдатаи все же добивались успеха в жизни, но не забывали прежних друзей и частенько показывались в любимом подвальчике. Потихоньку потянулись и знаменитости. Стало модным посещать «Трущобную кошку», сочинять нечто скандальное, читать новые, режущие ухо стихи, распевать антиправительственные куплеты, танцевать нагишом.
Сюда частенько забегали репортеры газет в надежде на «жареную» сенсацию. Среди них наиболее желчным и острым пером обладал молодой журналист Иван Пепелищев. Но живость его пера питалась не только любовью к печатному слову. Он мечтал о славе литератора, но, увы, издатели игнорировали его стремления стать кумиром читающей публики. И посему он наведывался в «Трущобы» вполне на законных основаниях, ибо все признаки несчастливой творческой судьбы явно присутствовали.
Некоторые персоны отличались особым колоритом и стали своеобразными символами заведения. Бледность поэта З. так пугала, что невольно приходило на ум: уж не ест ли его солитер или чахотка? Лека специально для него держала в дальнем помещении коробочку с гримом, чтобы подводить круги под глазами, и пудрой, дабы усилить бледность, если вдруг к концу вечера все же проступит жизнерадостный румянец.
Артист Л. играл на сцене с несравненной Горской! Красивый и спесивый, он демонстрировал перед всеми роскошную кудрявую шевелюру, а дома аккуратно вешал ее на крючок. Актриса Горская, кумир публики, красавица, и ее муж, популярный писатель душераздирающих романов Извеков, иногда появлялись в подвальчике, правда, чрезвычайно редко.
Колоритным гостем был и артист цирка О., который появлялся всегда в длинном черном плаще и шляпе, надвинутой на брови. В руке он держал тонкий хлыст. Он щелкал им по голенищу сапог, и, к восторгу публики, невесть откуда выкатывался крупный еж, делал стойку и показывал присутствующим лапки, украшенные маленькими золотыми колечками. За этот трюк, пользующийся неизменным успехом, зрители поили ежа и дрессировщика шампанским.
Особый круг посетителей составляли поклонники потустороннего мира. Их возглавляла дородная дама, увешанная амулетами и талисманами, – госпожа П. С загадочным видом, закатив глаза, она приобщала присутствующих к великим тайнам общения с душами усопших, с призраками. По сходной цене предлагались гадания, предсказания, изготовление амулетов от всевозможных напастей, привороты и отвороты. Для особо посвященных проводились сеансы спиритизма, где посетители могли пообщаться с духами предков, вновь услышать голоса тех, кто покинул сей бренный мир.