Исповедь безумного рисколома
Шрифт:
— Отпустил бы я тебя с миром, Хайнц, да вот после нападения… Ночью, на сонного… Вот если бы ты дал мне клятву… К примеру, поклялся Жизнью и Смертью.
— Ловок ты, шельма, — буркнул Рыцарь Смерти. — Хорошо. Клянусь Жизнью и Смертью, что никогда более не подниму на тебя своего меча, этот или какой иной. Доволен?
Теперь я мог с легкой душой снимать с него парализующее заклятье. Что и не преминул сделать, отпустив на все четыре стороны, а сам растянулся на полу — досыпать. Последней мыслью перед тем, как я вновь погрузился в сон была: "Что-то не везет мне на баклеры?"
Рыцарь Смерти Хайнц же покинул дом, где неудачно покусился на рисколома. А ведь следовало бы сразу понять, с ним сладить будет совсем не
Он шагал по пустынным улицам Города сеньоров, зомби и прочая нечисть и нежить опасались даже на милю приближаться к нему. Сам же Хайнц совершенно не представлял, что же ему делать дальше. Без некроманта он не имел права возвращаться в Подземье, да и не хотел он держать ответ перед Советом Праха и Пепла, ведь развоплотят же и разбираться не станут, даже этаким мечом, как у него, ему нечего противопоставить тринадцати сильнейшим некромантам этого мира. Выход один — самому найти капище Килтии и получить силу, содержащуюся в нем, вот тогда-то он и поговорит с трупарями на равных. Тем более, что он не сказал Эшли всей правды. Во-первых, чтобы получить силу Килтии нужно принести ей кровавую жертву, а во-вторых — мощь, освобожденная в результате, уничтожит принесшего эту жертву, сожжет не только его тело, но и самую его душу. Чтобы этого не случилось, необходимо нечто вроде магического предохранителя, который не даст ей сделать этого. Вот только Рыцарю Смерти, лишенному тела, а, по большей части, и души, ничего подобного не грозило.
— Куда торопишься, рыцарь? — раздался голос из темноты и дорогу Хайнцу заступили двое, один в доспехах Рыцаря Креста, другой — в простой броне без знаков различия. Видимо, в ночной темноте они приняли его за обычного воина, каких сколько угодно шляется в Брессионе в поисках неизвестно чего.
Проснулся удивительно хорошо отдохнувшим и чувствовал себя просто отлично, не смотря на полуночный инцидент. Проспал я, как выяснилось, едва ли не до полудня, но теперь был готов практически ко всему, но только не к тому, что приду в себя в уже знакомом доме Кайсигорра, а сам хозяин как и прежде будет сидеть в кресле, сложив длинные руки на подлокотниках. На столе перед магом лежал толстенный гримуар.
— Время, — глубоким голосом произнес он, — страшное время приходит. Проснулись Ниины, стерев с лица нашего мира мой любимый город. Я стал частью его, не желая покидать свое детище под напором церковных фанатиков, и я чувствую, что капище Килтии будет вскрыто. Ты, юноша, кто бы ты ни был, должен помешать этому. У тебя достаточно сил, но не знаний — и я дарю тебе последний гримуар, который даст тебе эти знания.
— Не скрою, — продолжал он, — что я знал о тебе и твоем приходе, подбрасывая гримуары и исподволь направляя, то сюда, к моему дому, то к иным местам, где они были спрятаны. Дело в том, что незадолго до того, как слиться с Брессионе, я прозрел грядущее, — и пускай это у меня получается много хуже, чем у зовущего себя Вороном, — но я разглядел несколько событий — вариантов будущего. И лишь можешь попытаться изменить его, не допустив самого худшего. Предвидя это, я устроил выход в капище прямо из моего дома, где ты сейчас находишься. Эта вон та дверь, у меня за спиной. Но сначала изучи последний гримуар и лишь в этом случае у тебя будет хоть небольшой шанс помешать Лосстароту и да Косте.
Я тяжело вздохнул, глядя как легендарный маг Кайсигорр пропадает, растворяясь в воздухе как сон златой, оставляя мне удобное кресло, последний гримуар и дверь за спиной, ведущую в храм Килтии — древней богини Смерти.
— Так вот он какой, — произнес Лосстарот, — вход на капище Килтии.
Они с Хардином и Фернаном, окончательно впавшим в прострацию ото всех злоключений, постигших их в проклятом городе, городе зла, стояли на пороге какого-то подвала в одном из домов на окраине Города сеньоров, ближе к отрогам Ниинских гор. Вырубленная в камне лестница уходила глубоко под землю, теряясь в темноте. Страндарец запалил
И город и это капище давили на обоих, многопудовым грузом ложась на плечи. Не раз и не два то один, то другой лидеры Культа Кайсигорра порывались сказать хоть что-то, дабы развеять тягостное молчание и звенящую тишину, но раз за разом слова, уже готовые сорваться с их губ, так и застревали в горле, не находя выхода. И вышло так, что первыми словами, произнесенными за долгие полчаса спуска были:
— Ну вот мы и встретились, Лосстарот. — И произнес их не кто иной как Ромео да Коста.
Он в сопровождении воина без знаков различия и рыцаря в полном готическом доспехе, в котором Сидней узнал Рыцаря Смерти, преградил дорогу лидерам Культа Кайсигорра. Проклятый воитель держал в руках оскверненный меч невероятной силы, которая потрясла Лосстарота, а уж чувствительного в последнее время ко всякого рода магическим эманациям Фернана и вовсе загнала в едва ли не в кому. Мальчик осел на ступеньки схватившись за голову, по щекам его градом катились слезы.
Все пятеро знали драка предстоит нешуточная и пощады в ней ждать не придется. Поэтому, чтобы опередить своих противников, не желая тратить время на бесполезные угрозы, Лосстарот бросил самое мощное из имеющихся у него в запасе заклинаний, а сам бросился по широкой лестнице мимо опешивших от подобного поведения врагов. Хардин попытался подхватить юного сына герцога Бардорбы и последовать за своим предводителем и другом, но Фернан с неожиданной яростью вырвался из его рук, кинувшись прямо к Ромео сотоварищи.
Шарль д`Эрбре среагировал молниеносно и практически не думая о результате содеянного, как это с ним частенько случалось. Он выхватил из-за пояса метательный кинжал и швырнул его в Фернана. Мальчик даже не попытался увернуться от летящей смерти. А за мгновение до того, как клинок пробил его грудь, Хардин вскричал раненным зверем и сморщился как от боли зубовной.
Случилось то, чего он боялся столько лет. Сработало-таки проклятье Ворона, он увидел в будущем свою неизбежную смерть.
А тем временем потолок тоннеля, где они стояли, разлетелся на куски и на образовавшуюся довольно внушительную площадку спикировал здоровенный дракон с золотой шкурой. Это был зверь из Ниинских гор, подчиненный Лосстаротом незадолго до захвата отцовского поместья, в длину он достигал сорока ярдов, а размах крыльев — двадцати, мощная клиновидная голова, украшенная парой горящих алым глаз и пастью, дополненной несколькими рядами зубов, меж которых то и дело мелькали языки пламени, а из ноздрей вырывались струйки дыма.
Не обратив ни малейшего внимания на лидеров Культа Кайсигорра громадный дракон вплотную занялся их врагами. А Лосстарот и несколько замешкавшийся Хардин уже бежали вниз, к капищу Килтии. Ромео, д`Эрбре и Хайнц рассыпались полукругом, позабыв о них, теперь их единственным врагом был дракон и только он. Могучая тварь, в алых глазах которой плескались бесконечная и бесконечно далекая от человеческой мудрость, и невыразимая словами печаль по поводу того, что он должен подчиняться кому бы то ни было. Дракон старался поскорее разделаться с людишками, чтобы обрести, наконец, столь желанную свободу.
Поток всесжигающего пламени вырвался из пасти дракона, но Рыцарь Смерти вовремя закрыл собой Кровавых клинков. Доспех его раскалился добела, два не потек, расплавившись, но герру Хайнцу было все равно плотские желания и страдания давно покинули его вместе с самой плотью. Дракон однако не растерялся, тут же ринувшись в атаку, с зубов его капал яд, шипя на древних камнях лестницы. Рыцарь Смерти замешкался всего на мгновение — доспех подвел-таки, не выдержал температуры; он не успел ударить громадного ящера оскверненным мечом, и на кирасе его сомкнулись жуткие челюсти. Проклятая сталь заскрипела и поддалась, яд разъедал ее, затекая внутрь.