Шрифт:
В феврале 1969 года в квартиру, которую я снимала вместе с моим другом Сэмом Мелвиллом, явились двое парней из Канады, Жан и Жак. Они были членами подпольного Фронта освобождения провинции Квебек — организация эта ставила своей целью отделение Квебека…
Для того чтобы заявить о своих целях погромче, Жан и Жак взорвали в Монреале более сорока бомб и вынуждены были бежать. Но и здесь за ними охотились. Положение осложнялось тем, что оба они почти не
И все же я не была готова к тому, что предложил мне Сэм.
Сэм мерил шагами комнату:
— Я сегодня долго разговаривал с ребятами. Они все продумали. План такой: они собираются похитить самолет.
— Но почему бы им не остаться здесь? Мы бы достали им документы, они бы выучили английский, устроились на работу…
— Они говорят, что лучше умрут, чем останутся!
— Но, Сэм, украсть самолет! Это же очень опасно.
— Вначале я тоже так думал. Но Жан сказал, что это куда безопаснее, чем подкладывание бомб. Они станут только угрожать пилоту, чтоб заставить его изменить курс. Стрелять они не собираются, вообще хотят провести дело без единого выстрела. Ну в худшем случае их арестуют и посадят в тюрьму, а это им и так грозит, так какая разница?
Я не знала, что ответить
— Им нужен будет пистолет. Возможно, два. Я очень любила Сэма. И согласилась с ним.
Я отправилась в библиотеку Доннелла почитать о похищениях самолетов. Я сидела в комнате, выкрашенной зеленым и оранжевым, уставленной пластиковой мебелью, и вспомнила вдруг осенний вечер шестьдесят второго года. Тогда я целый день прозанималась в этой библиотеке, готовилась к экзамену. Когда я вышла на улицу, начался дождь, и вдруг, сама не знаю почему, я ощутила радость — мне было весело, я хотела жить. На газетном киоске у входа в метро горели слова: «Кеннеди угрожает Кубе атомной бомбой». В тот вечер я еще верила в свою страну, я казалась себе молодым солдатом, готовым, если понадобится, умереть за нее. Я любила этот город, его огни, туман, прохожих, мокнувших у автобусной остановки. Я написала тогда стихотворение — последнее в своей жизни. Оно было таким ура-патриотичеоким, что казалось составленным из одних заголовков «Нью-Йорк таймс».
Я сейчас сидела в той же библиотеке и думала над тем, как помочь Жану и Жаку сбежать на Кубу. Но я верила в то, что делаю, я считала этих парней героями.
Прочитанное обнадеживало: за последние четыре месяца был успешно похищен двадцать один самолет. Как ни странно, несмотря на такое количество похищений, осуществить наш план сейчас было куда легче, чем раньше: пилотам авиалиний приказано не рисковать и подчиняться всем требованиям вооруженных похитителей.
Во вторник — это было первое мая — Сэм принес пистолет.
— Где он? — спросила я.
— Неужели не замечаешь?
Я покачала головой. Торжествующе улыбаясь, Сэм задрал штанину: к ноге была прикреплена кожаная кобура.
Изучив расписание и порядок действий службы безопасности, мы выбрали рейс 301, отбывающий из аэропорта Ла Гуардиа в понедельник, 3 мая. Я заказала по телефону два билета на имя Питера Дюффе — такое имя мог носить человек как английского, так и французского происхождения. За билеты заплатили из тех денег, что мне удалось скопить во время работы в издательстве.
Всю субботу и воскресенье мы репетировали. Жан и Жак зубрили слова, с которыми они должны были обратиться к пилоту.
Настал понедельник. Жан и Жак в новых американских костюмах, с аккуратными дорожными сумками беспрепятственно прошли мимо контролера. Они были похожи «а двух молодых бизнесменов, отправлявшихся в Майами по делам фирмы. Мы с Сэмом оставались в аэропорту до тех пор, пока самолет не скрылся из виду.
Вечером мы слушали все передачи новостей подряд. Наконец: „Рейс номер 301 Нью-Йорк — Майами изменил курс и сейчас приземлился на Кубе. На борту самолета семьдесят пять пассажиров. Самолет изменил курс в сорока милях от Майами без всякого объяснения наземным контрольным службам. Это двадцать четвертое похищение с января 1969 года“.
Сэм запрыгал по комнате. „Черти, молодцы, они все-таки сделали это!“
Лето шестьдесят девятого было летом репрессий. В Беркли во время демонстрации был убит полицией девятнадцатилетний Джеймс Ректор. Он стал первой жертвой войны против истэблишмента.
Начался суд над чикагской восьмеркой, лидерами демонстрации протеста, состоявшейся в прошлом году во время съезда демократической партии. В Нью-Йорке двадцать одного члена организации „Черные пантеры“ обвинили во взрывах ряда государственных учреждений. А во Вьетнаме продолжалась бойня.
Сэм и его друзья. Бен Уоррен и Скотт Таунбридж, разработали план ограбления склада взрывчатых веществ в Бронксе. Хотя они были совершенно неопытны в таких делах, они тем не менее утверждали, что присутствие женщины, то есть меня, будет им только мешать. И вот вечером восьмого июля Дана Пауэлл, подружка Бена, и я сидели дома и поджидали наших грабителей.
Они появились в полвторого ночи. До того я даже не понимала, насколько я испугана. Но вот у двери послышался шум, и мы с Даной инстинктивно прижались друг к другу. Сэм, потом Бен, потом Скотт по очереди вошли в кухню. Я старалась выглядеть спокойной, даже улыбнуться. Я не смотрела на Дану, но чувствовала, что она тоже изо всех сил сдерживает волнение. Ребята поставили на пол огромные коробки.
— Мы решили встретиться в субботу и решить, куда это все спрятать, а пока здесь побудет, — сказал Сэм.
Стояла жуткая июльская жара, но зубы у него стучали.
Мы остались вдвоем. Сэм улыбнулся.
— Вот мы и сделали это, детка. Мы заполучили 150 динамитных шашек и пятьдесят взрывателей. Все сошло, как мы и думали. Когда сторож увидел пистолет, он даже и не подумал сопротивляться.
— Вы его не поранили?
— Да что ты! Мы связали его, но так слабо, что он, пожалуй, уже выпутался.
Я вздохнула с облегчением. А потом взглянула на ящики. На них большими черными буквами было написано: „Осторожно — взрывчатка“.
Сэм открыл коробку. Внутри, аккуратно завернутые в бумагу, лежали брикеты динамита — совсем как пирожное от „Уайтмена“. Только на каждой из этих бумажек было написано: „Нитроглицерин — легко воспламеняется“. Интересно, хватит этого динамита, чтоб взорвать весь наш дом? Или здесь его хватит на целый квартал? На полгорода? Я думала о бомбах, падающих на Вьетнам, о бомбах, которые в прошлом месяце начали падать на Камбоджу. Я думала о Жане и Жаке и о тех „Черных пантерах“, которых обвинили во взрыве полицейского участка в Бронксе. Я вспомнила рецепт зажигательной смеси, опубликованный в подпольной газете „Крыса“.