Исповедь гейши
Шрифт:
С этого дня я перестала быть собой, снедаемая одним-единственным желанием — как можно больше узнать про Томоко. Ни о чем другом я просто не могла думать. Мне хотелось знать мельчайшие подробности ее жизни: какой завтрак она ест утром — японский или европейский, где сидит в своем офисе, чем занималась прежде, какой косметикой пользуется, с кем работает, как обставила свой дом и, самое главное, с кем она спит. Сколько у нее любовников — один или несколько? Дают ли они ей деньги, или она отдается им даром? Я должна была изучить ее вдоль и поперек — чтобы впоследствии стать на ее место.
Трудоемкость подобного исследования должна была повергнуть меня в отчаяние. Но этого не
Красивые вещи-1
Главная проблема отношений с красивыми вещами в том, что, купив одну, вы сразу же хотите вторую, а потом еще третью. Глаз человеческий ненасытен. В отличие от рта, который не что иное, как преддверие желудка, имеющего ограниченные размеры, глаза — это дырочки в необъятном шкафу сознания.
Американские солдаты, пришедшие в Японию после Второй мировой войны, дарили своим подружкам нейлоновые чулки. До того времени японки практически не носили европейскую одежду. Исключение составляли лишь те, кто работал в европейских компаниях или принадлежал к высшему классу и был членом христианских семей, находившихся под западным влиянием. Но когда американцы ушли, по-европейски одевались женщины уже из всех социальных слоев. Универмаги типа «Мицукоси» или «Исетана», которые начинали с продажи кимоно, стали торговать западной одеждой, и очень скоро она процентов на восемьдесят вытеснила национальную. Знаете почему? Потому что чулки — это самая лучшая в мире вещь. Они нежно массируют кожу, как это делали наши мамы, когда мы были младенцами, и в то же время плотно обтягивают ножки, делая их изящными и соблазнительными.
Чулки убили кимоно, и правильно сделали. Вам известно, что ни в одной стране мира не продается столько чулок и носков, как в Японии? Мне кажется, именно чулки завлекли такое множество японок в мой клуб, а возможно, и создали его. Но меня туда привели не они, а Томоко. Она показала мне, что одежда может совершать чудеса и расцвечивать нашу жизнь. Она научила меня, что женщина в красивой одежде становится особенной, а в безликой — унылой и никому не интересной.
— Выкинь все свои тряпки и положись на меня. Я подберу то, что тебе нужно, — говорила она.
Ее чары были так сильны, что я искренне верила: с ее советами моя жизнь непременно изменится к лучшему.
Теперь, когда мы встречались, то обязательно шли по магазинам. Похоже, Томоко каждый день что-нибудь покупала — все продавщицы на Аояма-дори знали ее в лицо. Иногда она звонила мне за полночь, когда мы с Рю уже спали. Но Томоко никогда не извинялась.
— Что ты завтра делаешь? — спрашивала она своим вкрадчивым голоском. — Хочешь поехать в Токио и немного развеяться?
Конечно, я хотела. Я просто умирала от желания развеяться. Ведь моя жизнь с Рю была такой однообразной.
Мы встречались в полдень. Обычно Томоко, ослепительно красивая и шикарная, подходила к метро на станциях «Ибицу» или «Омотэсандо», и мы шли в ресторан обедать. Там моя подружка начинала весело щебетать о моде, светских скандалах и известных персонах. Казалось, она знала всех, о ком пишут журналы. Обычно мы обедали в каком-нибудь модном месте, которое выбирала Томоко. Высокая, интересная, прекрасно одетая, она привлекала всеобщее внимание. Томоко делала вид, что ничего не замечает, но я знала, что она любит, когда на нее смотрят. За столом подруга блистала, рассказывая мне обо всех вечеринках, на которые ее приглашали, вернисажах, открытии новых магазинов, показах мод и других светских событиях. Она описывала женщин, с которыми ей приходилось встречаться (но
Потом мы шли за покупками, и Томоко снова преображалась. Нежная меланхоличность лица, которая делала ее похожей на портреты красавиц в стиле бидзинга [5] эпохи Эдо [6] , бесследно исчезала. Она тащила меня из магазина в магазин, как тигрица, вышедшая на охоту. И какой же искусной охотницей она была! Пока я растерянно жалась к стенкам, не зная, как разобраться в этом обилии одежды, Томоко за несколько минут обегала магазин и уже выплывала из примерочной, потрясая продавщиц своей элегантностью и точностью выбора.
5
Бидзинга — произведения живописи и графики, воспевающие женскую красоту в традиционном для Японии стиле.
6
Эпоха Эдо — период в истории Японии с 1603 по 1868 г., время правления клана Токугава.
— Вау, вы, наверное, модель? — спрашивали они ее.
Томоко, улыбаясь, качала головой:
— Нет, просто служащая.
— Вы покупаете платье для особого случая? Он точно потеряет голову и сделает предложение, когда вы его наденете, — говорили они, когда она покупала какое-нибудь суперсексуальное платье.
Томоко смеялась, становясь еще привлекательнее. Меня так и подмывало спросить, кто он и как выглядит, но я не осмеливалась, опасаясь, что Томоко замкнется и выставит меня из своего мира. Когда она примеряла туфли на высоких каблуках, меняя пару за парой, я старалась представить, каков он. Разумеется, богат, ведь Томоко транжирит деньги не глядя, выкладывая по полмиллиона иен за наряд от Валентино. Наверняка молодой и интересный — такая красавица, как Томоко, может выбирать из самых лучших.
Шопинг творил с Томоко чудеса, и это поражало меня больше всего. Казалось, он завладевал ее душой. Когда мы бродили по магазинам, ее лицо светилось внутренним огнем. Она наливалась силой и страстью, словно львица, только что расправившаяся с добычей, или женщина после сказочной ночи любви. Мужчины так и ели ее глазами, не в силах противиться такой немыслимой красоте. Эта женщина обещала им неземное наслаждение. Рядом с Томоко часто останавливались машины, и мужчины, опустив стекло, пытались с ней заговорить. Я просто лопалась от гордости, находясь рядом с ней.
Когда поход по магазинам наконец заканчивался, мы шли со своими пакетами в полутемное кафе на Аояма-дори. Официантки ставили рядом с нашими стульями корзины, чтобы мы могли сложить туда свои покупки. Пока ждали кофе и пирожные, небо тускнело, и огонь на лице Томоко постепенно угасал. Оно становилось безучастным, и, глядя в окно, подруга курила одну сигарету за другой, словно кого-то ждала.
Я пыталась нарушить молчание, спрашивая подругу, как ей живется. Но она всегда давала уклончивые ответы. Когда же я интересовалась ее самочувствием, она мгновенно оживала, начинала смеяться и сыпать вопросами, проболтав так минут пять, снова замолкала, и ее взгляд начинал скользить, перебегая от окна к двери кафе. Так мы сидели, пока за окном не зажигались фонари и наставало время возвращаться домой.