Исповедь недоумка
Шрифт:
Чарли уже несколько раз заводил разговор на эту тему. Он хотел забрать моего брата в Петалуму и пристроить его дояром на одну из больших молочных ферм. Джеку пришлось бы открывать деревянную дверь, подходить к корове, прижимать присоски к соскам, включать насос, выключать его через некоторое время, освобождать животное от присосок и переходить к следующему стойлу. Снова и снова. Ни о какой творческой работе речи не было. Но брат бы справился. Ему платили бы полтора доллара за час. Кроме того, рабочих на ферме обеспечивали едой и спальным местом. А почему бы и нет? Он был бы рядом с животными, большими грязными коровами, гадящими, мычащими и жующими.
– Увози. Я не против.
Мы знали нескольких фермеров и без труда могли бы пристроить брата в качестве дояра.
– Пусть он едет
Перед тем как увезти Джека в Марин-Каунти, нам пришлось собрать все его барахло: коллекции «фактов», камней и вырезок из журналов; шутовскую одежду, свитера и брюки с блестками, которые он надевал по выходным дням, чтобы произвести впечатление на панков в Рено… Мы сложили эти «ценности» в картонные коробки и загрузили их в багажник «Бьюика». После того как Чарли справился с этой работой, я сидела в машине и читала, а Джек ушел на час, чтобы попрощаться со своими друзьями, в комнате остались только рекламные образцы парфюмерных и косметических товаров, которые мы наотрез отказались брать с собой.
«Как все это похоже на его комнату в дни юности», – подумала я. Во время войны, когда Джека призвали на службу, мы вошли в его берлогу и уничтожили собранный хлам. Естественно, когда через несколько месяцев брат вернулся домой (ему дали медицинское освобождение из-за аллергии и приступов астмы), он ужасно расстроился и после нескольких припадков впал в долгую депрессию. Он был привязан к тем вещам. Чуть позже, едва поправив здоровье, Джек уехал в другой город, снял комнату и вместо каких-то разумных увлечений начал все заново.
Мы усадили Джека на заднее сиденье среди его коробок. Когда Чарли выехал на трассу, ведущую на север, я стала гадать, во что превратится наш дом после того, как в нем поселится (пусть даже на несколько дней) мой чокнутый брат. В конце концов мы выделили ему кладовку. Дети давно уже превратили ее в кладбище для сломанных игрушек. Он просто не мог испортить там что-то. И действительно, ущерб оказался небольшим! Джек разрисовал все стены цветными мелками, измазал глиной занавески и диванные подушки, разлил краску на бетонном полу патио, спрятал в шейкере носки и забыл о них на месяц, дважды высморкался в суп, упал, когда нес в гараж большую вазу, и, открывая банку с сардинами, едва не выковырял себе полглаза. Он напоминал мне детеныша какого-то грязного животного, лишенного инстинктов и разума, небольшую зверушку, которая гадила под себя при первой же возможности. Я не прощала этого даже детям, хотя понимала, что в юном возрасте они все поступают подобным образом.
Мы с Чарли занимали переднюю часть дома, а дети заднюю. Дюйм за дюймом они превращали свою половину в подобие свалки. Время от времени мы с миссис Мендини врывались туда, наводили тотальный порядок, сжигали все лишнее в печи для мусора, и процесс захламления начинался заново. Появление Джека ничего не изменило. Он просто увеличил степень хаоса, добавив свое дерьмо к тому, что уже существовало.
Конечно, мой брат физически был взрослым мужчиной, и меня беспокоило, как он будет вести себя с девочками. Сама я годами боялась его и никогда не знала, что он скажет или сделает через минуту. Его безумные идеи могли вылиться во что угодно. Возможно, он воспринимал фонарные столбы как представителей законной власти, а полицейских как емкости для виски и вина. В детстве он верил, что головы людей могли отваливаться от тел. Джек сам рассказывал нам об этом. И я знала, что он считал своего учителя геометрии большим петухом, одетым в костюм. Эту идею он подцепил, посмотрев старый фильм с Чарли Чаплином. Конечно, тот учитель действительно напоминал петуха, особенно когда он прохаживался перед доской на уроках.
Но, допустим, Джек поддался бы безумию и съел соседскую овцу. В сельской местности убийство чужих животных считалось серьезным преступлением. Во всяком случае, хищников или собак, нападавших на овец, всегда расстреливали без промедления. И даже если ломать шеи соседским ягнятам начинал фермерский парень, его убивали… Хотя никто не мог понять, почему это случалось так часто – наверное, какой-то сельский аналог случаев, когда городской подросток бьет витрины или прокалывает шины ножом. Вандализм в наших краях, как правило, карался смертью, потому что фермеры измеряли свою собственность не деньгами, а выводком гусей и кур, стадами коз, коров и овец. Справа от нас жили Ленднерсы, старая пара, разводившая коз. Они часто резали своих животных и питались их мясом, готовя то козье жаркое, то суп. Однако другие фермеры заботились о породистых овцах и коровах лучше, чем о собственных жизнях. Они травили крыс, стреляли лис, енотов и чужих собак, посягавших на их территорию. Я даже видела во сне кошмар, в котором Джека пристрелили темной ночью, когда он проползал под колючей проволочной изгородью, сжимая в зубах баранью ляжку.
Одним словом, вернувшись в Дрейкз-Лендинг, я мучилась тревожными фантазиями по поводу Джека, хотя следует признать, что мой брат вел себя вполне уравновешенно. В любом случае убийства животных были обычным аспектом сельской жизни. Мне не раз доводилось сидеть в гостиной, слушать пластинки с музыкой Баха и наблюдать через стеклянную стену, как на ранчо с другой стороны поля старый фермер, в ботинках, шляпе и в испачканных навозом джинсах, убивал топором бродячую собаку, которая нюхала угол его курятника. В такой ситуации вам остается лишь слушать Баха и пытаться читать «Одержимых любовью». Да мы и сами резали гусей, когда наступало время пускать их на мясо, а наша колли ежедневно убивала сусликов и белок. По крайней мере раз в неделю мы находили у передней двери обглоданную голову оленя, принесенную собакой из мусорной кучи какого-то соседа.
Конечно, не просто было терпеть такую ослиную задницу, как Джек. Он постоянно крутился под ногами. Чарли почти не замечал его: мой муж проводил все дни на заводе, по вечерам работал в студии над чертежами, а по выходным трудился во дворе, возясь с бензопилой или мини-трактором. Наблюдая за братом, слонявшимся вокруг дома, я начала осознавать, насколько мы, сельские жители, замкнуты в тесном пространстве. Вам некуда уехать и некого навестить: вы просто весь день сидите дома, читаете, суетитесь по хозяйству или заботитесь о детях. Когда и куда я выезжала из дома? По вторникам и четвергам у меня курсы по лепке в Сан-Рафаэле. Вечерами по средам я веду в «Синичке» занятия, где учу старшеклассниц печь хлеб и вязать плетеные циновки. Каждый понедельник утром езжу в Сан-Франциско к доктору Эндрюсу, моему психоаналитику. По пятницам у меня запланированы поездки в Петалуму – там в «Пьюрити-маркет» я покупаю продукты.
Каждый вторник по вечерам курсы современных танцев. Вот и все, если не считать поездок на пляж по выходным дням и редких ужинов с Файнбергами и другими соседями. Самым захватывающим событием за все эти годы был случай, когда на дороге в Петалуму автомобиль Элис Хатфилд врезался в тюк сена, упавший с грузовика. В аварии пострадали трое ее детей. И еще где-то через пару лет лесорубы в Олеме избили четверых подростков. Вот, пожалуй, и все. Это вам не город, а провинциальная глушь. Там, где мы жили, людям жутко везло, если им удавалось купить ежедневные «Новости Сан-Франциско». Здесь газеты не доставляются на дом. Вам нужно ехать в «Мэйфер-маркет» и покупать их с прилавка.
Но я лучше вернусь к рассказу о Джеке. Когда мы проезжали через Сан-Франциско, он оживился и начал высказываться о зданиях и транспорте. Большой город оказал на него нездоровое воздействие. Заметив ряд крохотных магазинов вдоль Мишен, он попросил остановиться, но Чарли сделал вид, что не расслышал, и мы выехали из района Южного рынка в кварталы Ван-Несс. Мой муж глазел на витрины автосалонов с выставленными импортными жестянками. Джек скучал и ковырял в носу. Когда мы выбрались на мост «Золотые Ворота», никто из них даже слова не сказал о прекрасном виде на город, залив и Марин Хиллс. Эти парни не понимали эстетики. Чарли оценивал все с финансовой точки зрения, а Джек… Бог его знает, с какой… Он признавал лишь что-то необычное, как дождь из лягушек и тому подобные чудеса. А этот потрясающий вид был для них пустой тратой времени. Но я любовалась им до самого конца, пока мы не выехали за холмы и не помчались мимо унылых поселков; Мил-Вэли и Сан-Рафаэль, на мой взгляд, ужасные места, дыра дырой, с грязью и смогом, где трактора и бульдозеры постоянно ровняют дороги для новых автострад.