Исповедь охотника на вампиров
Шрифт:
Когда ко мне пришло осознание того факта, в какой переплёт я угодил, мой возмёщённый разум негодовал, когда перед моим мысленным взором появлялись различные сцены из жизни вампиров и вампирских кланов. Честное слово, так сильно, как я ненавидел, да, и ненавижу, вампиров, я не ненавидел даже фашистов, когда воевал с ними. Возненавидел я, поначалу, и пиронов за то, что они питаются кровью других людей. Спешу сразу же предупредить всех, ни в какой прямой диалог с этими разумными вирусами я не вступал, все происходило и проще, и сложнее. Как это ни странно, но уже довольно скоро я выяснил, что пироны очень сильно реагируют на эмоции, а они у меня, как вы понимаете, в то время были очень сильными. Выяснив это, я сделал одно очень важное открытие, — даже больше, чем в пище, пироны нуждаются в благожелательном эмоциональном климате и их можно уничтожить в себе элементарной лютой ненавистью к ним, ну, а у меня (ко
Ещё раз предупреждаю, ни тогда, ни в последствии я не вступал с пиронами в прямой диалог и не задавал им никаких конкретных вопросов, но если начинал о чём-то думать, то в моём сознании иногда появлялись очень яркие образы, объясняющие мне тот или иной аспект жизни пиронов и вампиров. Моя ненависть к вампирам заставила пиронов искать выход из сложившейся ситуации, тем более, что жрать нам в стальном контейнере, размером два с половиной метра в длину, полтора в ширину и метр двадцать в высоту, почти доверху заполненном водой, насыщенной каким-то мощным антисептиком, было нечего. Вот тут-то мне и пригодились знания полученные в университете, а затем в конструкторском бюро. В общем я, как бы предложил пиронам таким образом сбалансировать все биохимические процессы в моём организме, чтобы он смог использовать в качестве пищи то, в чём я вышел минувшей зимой из дома и они приступили к работе. Ну, а я в это время лежал на дне контейнера совершенно недвижимый, сердце моё совершало десять ударов в минуту, наблюдал каким-то внутренним зрением за тем, как из клеток моего тела то в одном, то в другом месте вырастает маленькое щупальце с крохотным ртом и ест одежду.
Так прошло несколько лет и всё это время я думал, как выбраться из своего железного склепа. Разговаривая с Иваном, так звали моего фронтового друга, я узнал, какой будет строящаяся атомная электростанция и даже её примерную планировку. Ну, а когда атомный реактор начал работать и через фундамент от него пошел пусть слабый, но всё же довольно чувствительный поток нейтронов, я сразу же понял, что меня погребли прямо под ним. Вот ту-то мне повезло не знаю в какой уже раз. Любое ионизирующее излучение, начиная с ультрафиолетового, достаточной мощности, смертельно губительно для пиронов, но мои-то спасители к этому времени давно уже переродились. В общем случилось так, что слабый поток нейтронов подействовал на них весьма благотворно и в первую очередь это выразилось в том, что они резко сократили потребление моих, а не чужих, лейкоцитов и эритроцитов. Заодно они в который уже раз принялись преобразовывать мой организм, так и не ставший до конца вампирским, но зато чрезвычайно живучим и выносливым.
Наблюдая за их работой, не знаю как, но я научился, словно бы видеть не то что каждый внутренний орган своего тела, но и чуть ли не отдельные клетки. Более того, я научился его видоизменять. Не сам, конечно, но отдавая чёткий мысленный приказ пиронам, заодно объясняя, зачем это нужно сделать. Так мне пришла в голову мысль превратиться в крота и выбраться наружу, ведь что ни говори, но в почве, даже в самой плотной, есть воздух, а также вода и поэтому не всё так плохо, как мне уже стало казаться. Однако, наступил одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой год и тот печальный день двадцать шестого апреля, когда в один час двадцать три минуты взорвался реактор четвёртого энергоблока. Лично я ничего, кроме весьма ощутимого толчка, не ощутил. Правда, поток нейтронов в момент взрыва увеличился, но не смертельно для пиронов, что я сразу же почувствовал. Даже наоборот, им понравился этот освежающий "душ", хотя я пришел в ужас, поняв, что в тот момент творилось снаружи.
Прекрасно зная, что там происходит, я сразу же раздумал превращаться в крота и решил подождать. От моей одежды к тому времени мало что осталось и я лежал в своём склепе, заполненном водой, в одном тёплом егерском белье, пробитом множеством дырок пятимиллиметрового диаметра и доедал воротник дублёнки и свои бурки. В правой руке я сжимал своё единственное оружие, тяжелый, большой портсигар, прогнутый пулей из "Макарова". Ну, а вскоре я стал слышать шум и вибрацию, где-то совсем неподалёку пробивали туннель под фундаментом, чтобы проникнуть в зал реактора. В тот момент я понял, что медлить нельзя и принялся за работу. Сталь контейнера оказалась не такой уж и толстой, а силы мои были уже совсем не те, что раньше, и потому я быстро прорезал в нём дыру, нацелившись туда, откуда доносился шум подземных работ, и вскоре, зажав портсигар зубами, стал копать землю руками, на которых вырастил когти, увеличив толщину пальцев, свой собственный тоннель.
Менее, чем
К счастью мне удалось сделать это незаметно и вскоре, переплыв под водой пруд-охладитель, я вынырнул, огляделся вокруг, мои глаза могли к тому времени видеть ночью ничуть не хуже, чем днём, и, вылетев из воды, перелетел через ограждение, нырнул в Припять и поплыл под водой вверх по течению, к городу. Пробегая по территории АЭС, я уже понял, каковы масштабы аварии и осознавал, что вся местность вокруг заражена продуктами распада. Лично мне радиация уже не могла ничем повредить, разве что очень сильная, ведь я мог довольно быстро очистить от неё организм, но мне в тот момент срочно требовалась одежда, о документах и говорить нечего, а так же еда. Впрочем, с едой дело как раз обстояло просто, она плавала в реке и уже очень скоро я, восстановив свой желудок и кишечный тракт, вволю наелся сырой рыбы, пусть и зараженной радиацией. Через несколько часов я добрался до города Припять и вскоре понял, что зря пробирался туда. По городу ездили патрули. Махнув на всё рукой, я снова нырнул в реку и поплыл вниз по течению.
Через неделю я добрался под водой до Киева и, пользуясь своими вампирскими способностями, раздобыл кое-какую одежду и даже отобрал, пользуясь гипнозом, у одного приезжего парня паспорт. Так я стал, на некоторое время, Виктором Бойцовым, поселился на чердаке дома, стоящего на окраине Киева, и стал думать, как жить дальше. Позвонив домой, в Москву, я узнал, что моя жена умерла. Детей у нас не было, а родителей я похоронил ещё в своей прежней жизни. В общем у меня к тому времени не осталось никого из родных, а являться к друзьям и рассказывать им, что со мной произошло, мне как-то не очень хотелось. В то время все мои мысли сводились только к одному, — убивать вампиров. Сказать это легко, но очень трудно сделать. Хотя я и знал о жизни вампиров достаточно много, никакой конкретной, точной информации всё же не имел. К тому же я уже выяснил, что не чувствую голоса крови, по которому все вампиры легко находят друг друга, да, оно и понятно, ведь в моём теле жила совершенно особая колония пиронов новой генерации.
Тем не менее ни о чём другом, как об охоте на вампиров, я в те дни даже и не помышлял, вот только охотник из меня оказался паршивый. Поэтому я решил вернуться в Москву и чтобы заработать денег, пошел разгружать вагоны. В Советском Союзе в это время началась перестройка, но мне она была до лампочки. Все мои мысли занимали одни только вампиры. Можно сказать, я из-за них просто тронулся умом. Поработав на товарной станции несколько месяцев, я немного приоделся, купил самый дешевый билет, сел в общий вагон и поехал в свой родной город даже не зная, как мне там закрепиться. Раньше в моей жизни всё было простым и ясным, я всегда знал, что со мной будет завтра, послезавтра и через год. Теперь же всё изменилось, я, словно бы выпал из жизни, и, если честно, растерялся и не знал, что делать. Хотя если честно, мне было отчего впасть в уныние.
Приехав на Киевский вокзал, я целый час бродил по нему, как неприкаянный. Только войдя в метро, я машинально поехал к себе домой и лишь выйдя на "Павелецкой", понял, что у меня больше нет дома, хотя ноги и понесли меня к нему. Эта мысль, а ещё то, что я, вдруг, очень остро осознал своё одиночество, повергла меня чуть ли не в ужас. Как жить дальше? А ещё в моей памяти всплыли лица, а точнее, холёные рожи Изоиллы, Сервена и Генуара, отчего моё лицо так исказила гримаса ненависти, что от меня стали шарахаться люди. Нужно сказать, что к тому времени лицо моё довольно сильно изменилось, ведь я подогнал его к фотографии, вклеенной в паспорт, выданный в далёкой Инте Виктору Бойцову. Опять-таки ради придания паспорту вящей подлинности, на вид мне было не более тридцати двух лет, вот только ростом я был на полголовы выше реального Виктора Бойцова, отработавшего два месяца на ликвидации последствий аварии и возвращавшегося домой.