Исповедь шлюхи
Шрифт:
– К тебе можно? – Для приличия спросила Ева, уже переступив порог кабинета.
– Конечно, дорогая. Ты всех гостей проводила?
– Нет, милый. Злата осталась у нас ночевать.
Иржи разыграл удивление:
– И ты оставила подругу ради встречи со мной? Как это мило…
– Злате я больше не нужна. Она готовит себя ко сну. Это целый ритуал.
Иржи улыбнулся:
– Догадываюсь. Примерно так фараона готовили к саркофагу.
Молодящаяся подруга жены к пятидесяти годам успела поработать над своей внешностью. Она ходила в парике, дантисты выдрали
– Да, Злата следит за собой. Не вижу в этом ничего смешного. – Ответила Ева на саркастическое замечание мужа. – Когда ты вернешься из своей Америки? Я очень не люблю полетов над океаном. Не дай бог что, и все утонут…
– Дорогая, если реактивный самолет падает, океан под ним, пустыня или джунгли – совершенно безразлично. А лечу я на пять дней. Три в Америке, два в Канаде.
– Привези мне кленового сиропа. Говорят, это очень вкусно.
Иржи не успел ответить. На его столе зазвонил телефон. Ева чмокнула мужа в щеку и поспешила удалиться. Деловые разговоры супруга ее утомляли.
– Слушаю.
– Привет, Иржи, это Коленев. Не разбудил?
– Нет, рад тебя слышать. Ты же знаешь, я работаю допоздна. Но застал ты меня чудом. В семь утра я улетаю.
– Куда, если не секрет? Не к нам в Бирюзовск?
– Нет, в Америку.
– Прекрасно! – Обрадовался Голенев: – У меня к тебе огромная просьба.
– Слушаю.
– Мне нужно послать одно письмо из Америки в Россию. Что-то вроде розыгрыша. Помоги.
– Нет ничего проще. Пиши телефон моего компаньона в Нью-Йорке. Я буду три дня безвылазно в его офисе. Перекинь мне текст, а я отправлю.
– Текст я высылать не буду. Я его вложу здесь. Пришли мне пустой запечатанный конверт и на нем обратный адрес на имя Геннадия Кащеева.
– Повтори фамилию. – Попросил чех.
Голенев повторил, пояснив, что имя Геннадий пишется с двумя буквами «н».
– Нет проблем, диктуй куда посылать.
Голенев продиктовал адрес кооператива Маки.
– Записал.
– Только, пожалуйста, не затягивай.
– Завтра же вышлю. – Пообещал Новатный.
– Спасибо. И будь добр, никому не говори об этом.
– Не волнуйся, конспиратор. Как дела в Бирюзовске?
– Пока тихо. Ребята ремонтируют оборудование после сезона, а я смотался на родину.
– Удачи, и привет Тоне. – В трубке помолчали. – Ты меня слышишь? – Заволновался Иржи.
– Слышу. Тони больше нет. Ее убили.
– Во время переворота?
– Раньше. Ее убили в Бирюзовске.
– Прими мои соболезнования.
– Спасибо, Иржи.
Новатный закончил разговор и замер в кресле. Жену Голенева он видел всего раз, но эта молодая женщина ему запомнилась. Он даже позавидовал Олегу. Не потому, что Тоня была молода и красива. Иржи по глазам Тони понял, что она не только любит мужа, но и будет помогать ему по жизни, чтобы ни случилось. От своей супруги Иржи этого никогда не ждал. Ева жила своей жизнью, он своей. Они нашли форму общежития, которая со стороны напоминала семейное счастье.
Лена лежала в койке, отвернувшись к стене. Ее соседка справа Галя Точилина сидела на кровати и шепталась с Лидой Курковой. Лиду к ним в палату поселили недавно, и она Галю не боялась. На вид Галя и была не страшная, только бритая голова и бегающие, глубоко посаженные глазки производили не слишком приятное впечатление. Но это при первом знакомстве. Потом люди привыкали. Зато голос у Гали звучал нежно, она словно ворковала с собеседником.
– Думаешь, скоро выйдешь? – Шептала она Лиде: – Нет, голубушка, из Ганнушки быстро не выходят.
– Почему? – Испуганно спросила Лида.
– Тихо ты. Санитары услышат, что мы ночью ля-ля разводим, прикрутят к койке. А не выходят от нас потому, что мы на воле им опасные.
– Я совсем не опасная. – Возмутилась Лида.
– Не опасная, тут бы не лежала. Добрых придурков вниз селят. Там после наркоты и вообще… А здесь жуть… А потом, что нам на воле делать? С нашим диагнозом на работу не возьмут. Чуть что, в чумовоз и обратно…
– А диагноз почему нельзя снять? – Недоумевала Лида.
– А кто на себя ответственность возьмет? Кагарлицкий? Никогда. Псих он и есть псих. Сегодня в норме, завтра кого-нибудь пришибет…. А профессор за свое место держится.
Лена лежала, внешне никак не реагируя на шепот соседок. Но запоминала каждое слово. Три дня назад она вспомнила имя дочки, а потом уже свое. Дальше на нее словно сошло озарение. Пелена с памяти спала. Она – Елена Ивановна Ситенкова, вдова погибшего в Афганистане летчика. Профессор Кагарлицкий раз в месяц беседовал с каждым пациентом по часу. Лена была у него почти месяц назад. Тогда она еще ничего не понимала, и на все вопросы профессора отвечала односложным «нет». Теперь она знала, что хочет на волю. Первый шаг к ней – очередная беседа с заведующим отделением.
Лена задумалась и перестала слушать соседок. Но интонация Гали начала быстро меняться, и она насторожилась.
– Гадина. Ты меня не слушаешь! – Шепот Гали перешел в истерический крик. Она спрыгнула с кровати, схватила Лиду за горло и повалила. Лида только успела замычать.
Лена повернула голову и увидела искаженное злобой лицо Гали. Лида уже хрипела.
– Помогите! – Собрав все силы, крикнула Лена.
Два санитара ворвались в палату. Галю с трудом оттащили от соседки, она билась у них в руках, изрыгая отвратительную брань. На помощь санитарам подоспел третий со шприцем. Галю привязали к койке и сделали успокоительный укол.
Лиду трясло от ужаса, и ей сделали укол тоже. Через некоторое время Галя ругалась уже не так громко, а минут через пятнадцать затихла совсем. Лида продолжала всхлипывать, потом приподнялась, обвела палату пустым бессмысленным взглядом и громко сказала:
– Когда мне принесут яд, я отравлю профессора Кагарлицкого. Он черт.
Лена вздохнула и закрыла глаза. Она очень надеялась, что скоро покинет эту компанию. По ее подсчетом, заведующий отделением пригласит ее на беседу на этой неделе.