Исповедь священника перед Церковью
Шрифт:
Георгий Кисляков («Егорий», как звали его дома) окончил всего два класса церковно-приходской школы, главным итогом чего стало его пристрастие к чтению. Во многом его религиозную жизнь определяло общение с яркими представителями «народного православия»: полуюродивыми (а то и просто юродивыми) «людьми Божиими» и странниками. В 14 лет уйдя в Киев, этот «русский Иерусалим», он в итоге оказался в Андреевском монастыре на Афоне. Так началось его собственное длительное странничество. Годы жизни в монашеской республике (включая нахождение на афонском подворье в константинополе) сменяются годами послушничества в Алтайской духовной миссии, пребыванием в Иерусалиме, Средней Азии (Бухара и Хива), киргизии. Наконец в 1903 году в миссионерском Иргенском стане Забайкальской области, где он служил псаломщиком, его постригают в монахи и вскоре возводят в священный сан. После этого еще четыре года он сопровождает крестный ход по Забайкалью и проповедует среди народа. Со временем в круг его обязанностей
Обо всем этом он рассказывает в книге, которую вы, читатель, держите сейчас в руках. Подробный же очерк его жизни (с учетом новых документальных находок), написанный автором этих строк, опубликован в 2017 году [3] . Здесь же необходимо отметить особенности внутреннего облика отца Спиридона, его интеллектуального и психологического типа.
С раннего возраста он погружен в гущу народной религиозной жизни с ее напряженным исканием правды и воспринимает видимый мир, как преддверие Царства Божия. В окружающем он всегда видит отражение высшего замысла Творца, пусть часто и искажаемого человеческими страстями и борениями. Молитва для него – органичный и важнейший элемент познания. Переживания его всегда глубоки и серьезны, заповеди Христа он воспринимает как откровение о единственно возможных путях прохождения через лабиринты земного мира. Он плакал во время проповедей и тут же резко обличал неправду, к которой был особенно непримирим.
3
Проценко Павел. К незакатному Свету. Анатолий Жураковский: пастырь, поэт, мученик, 1897–1937. М., 2017. С. 205–236.
Он много читал, стараясь быть в курсе актуальных проблем, будораживших церковную и светскую общественность. Его волновали личности Льва Толстого, священника Иоанна кронштадтского и Оригена, ставшего в начале XX столетия популярным в интеллектуальных кругах. Представителей народного православия всегда привлекали известные современники, производившие на них впечатление своим моральным обликом, учением или жесткой критикой господствующего в обществе положения вещей.
Иеромонах Спиридон, несмотря на огромный круг своего общения (простонародье, инородцы, инославные, каторжники, военные, собратья по духовному сословию) долго долго был духовно и интеллектуально одинок. Очень многое он понимал как бы на ощупь, интуитивно, порой путаясь в интеллектуальных формулах при оценках того или иного явления. Чуткий к фальши и несправедливости, он 20 июля 1914 года, после оглашении высочайшего Манифеста о вступлении России в войну, сказал в проповеди: «Пока христиане будут вести войны, до тех пор они… не вправе называть себя христианами». И при этом общее мнение среды, патриотические лозунги, ссылки церковного начальства на примеры из жизни святых (известное благословение святым Сергием Радонежским монахов-воинов Пересвета и Ослябя) заставили его попроситься на фронт.
После попадания под бомбы, сброшенные из немецкого аэроплана с крестом, в лесном уединении Спиридон внутренне осознал, что война, в которую Россия попала, как в капкан, есть погибель. Прежде всего, погибель для человека, которого та растаптывает в прах, унижая в нем образ Божий: война есть пагуба и для всего христианства. когда-то юношей он пошел на служение в церковную миссию, считая, что таким образом откликается на призывы Евангелия к преображению себя и мира. Но оказалось, что пастыри Христовы переиначили Его заповеди, подчинив их интересам государства (а затем и собственным частным интересам, часто материального порядка).
Причину подобного положения вещей он находил (и здесь не обошлось без книжных знаний, приобретенных самоучкой) в симфонии между империей и Церковью, которая еще при римском императоре Константине Великом (272–337 гг.) превратила религию в удобный инструмент для манипулирования людьми. В результате христианство оказалось в порабощении у синедриона новых фарисеев, то есть христианского духовенства. Так увиделось архимандриту Спиридону, и он испытывал от этого отчаяние, так как понимал, что сам долгие годы служил лишь интересам своего сословия и кесаря. Он так же, как и его собратья, низводил евангельское учение «на степень государственной политической жизни с ее враждебными интересами против моего возлюбленного Христа». Позже отец Спиридон определил себя как «христианского анархиста», а «государственных христиан» (так называл он тех прихожан, кто посещал храмы в силу традиции или из-за боязни перед властью) считал орудиями фарисеев и лицемеров. Несколько лет спустя он писал (далее курсив мой. – П.П.): «Пастыри Христовы не должны знать абсолютно никакой государственной власти и тем более жертвовать ей своих христиан, в качестве солдат; ибо Христос никакому царю, никаким земным властям не вручал Своих христиан… Пастыри Христовы должны быть абсолютно нищелюбивы и бескорыстны. Они, как таковые, ни в каком случае не должны продавать свое священническое пастырское служение и из религии Христа делать монетный двор».
С такими чувствами архимандрит приступил к написанию собственной «Исповеди». Будучи человеком действия, он намеревался отослать ее членам Синода, чтобы объяснить им на своем примере, в какой духовной опасности находятся и они, и все другие члены Церкви, которые, забыв о любви, заповеданной Христом, угождают лишь законам этого мира и земного государства.
О его намерении становится известно церковному начальству, начинаются неприятности. В начале 1916 года в руки любознательного отца Спиридона попадает номер журнала «Христианская мысль», только начавшего выходить в Киеве силами энтузиастов: церковных, но при этом независимых, писателей, не подчиненных «Ведомству церковного исповедания». Имя редактора, В.И. Экземплярского, ему уже было знакомо по его богословским книгам и публицистическим статьям.
Он вступает с ним в переписку. Так состоялось знакомство архимандрита и богослова Василия Экземплярского [4] . К Василию Ильичу и обратился отец Спиридон за помощью в своем подавленном состоянии душевного разброда. Архимандрит и профессор были людьми сердечными и открытыми и вскоре подружились.
Именно Василий Ильич помог ему разобраться в себе, в своих настроениях и тяжелых мыслях. Молодежь, с которой в те годы часто общался – в христианском студенческом кружке – этот неординарный академический богослов, называла его между собой «дедушкой». Ему было тогда лишь немногим за сорок, но профессор поражал молодых людей не только глубокими знаниями, но и мудростью. В каком-то смысле он, прямой, сухопарый, с тонким лицом и благородной сединой в волосах, с почти не видящими глазами античного мыслителя производил впечатление хранителя животворного знания. Не мертвых сведений из мира древностей, но воды живой, которой этот неравнодушный человек мог напоить жаждущих. Почитатели воспринимали его чуть ли не как старца. Он не только отечески «обласкал» опального пастыря, но убедил не обращаться в Синод, а подождать до созыва Поместного Собора, давно ожидаемого всеми ревнителями православной веры.
4
Первый раз архимандрит Спиридон приехал в редакцию «Христианской мысли», но редактор был болен и отсутствовал. Тогда он написал ему письмо, получил ответ и в новый приезд познакомился лично.
Ровесник отца Спиридона, Экземплярский родился в последние дни 1874 года. Он был младшим ребенком в семье известного киевского педагога и священника. когда сыну исполнилось 9 лет, отец овдовел, вскоре принял монашество с именем Иероним и был возведен в сан епископа (умер в 1905 году, находясь на Варшавской кафедре). Василий родился почти слепым и в течение первых лет своей жизни подвергся девяти операциям (потом последовали и другие). С двадцати одного года он долгое время страдал «воспалением сердца» и «ничего не мог того, что могут в эти годы». С ранних же лет все силы его были направлены на учебу: после духовной семинарии с отличием окончил киевскую духовную академию. В 1901 году там же становится приват-доцентом кафедры нравственного богословия, а вскоре и профессором.
Уже накануне великой оттепели, увенчавшейся в 1905 году дарованной по воле царя конституцией, одна за другой начинают выходить богословские и религиозно-философские работы Экземплярского, посвященные выяснению того, как различные стороны реальности соотносятся с евангельским учением. Он постоянно отмечает пункты расхождения текущей церковной доктрины с Нагорной проповедью. Внешне его богословие традиционно, основано на доскональном знании святоотеческого учения, догматов Церкви и аскетической практики ее подвижников. Его богословские и религиозно-философские работы пронизаны постоянным поиском путей воплощения христианских истин в жизнь. Не случайно в канун Февральской революции Николай Бердяев отмечал в одной из своих программных статей напряженность веры и богословия Экземплярского. Московский философ подчеркивал, что в книгах киевского профессора парадоксально сочетаются консервативное православие и мощное стремление к церковной свободе и демократизации Церкви.
Экземплярский считал, что к религиозной свободе должна привести реализация раннего христианского опыта, раскрепощая верующих и тем самым укрепляя их внутренне. Он выступал против смертной казни, ведя полемику с могущественными казенными богословами, оправдывающими ее. Он считал, что исторические условия, когда государство использует Церковь, заставили христиан приспособить заповеди своего Учителя к требованиям мира, приводя их к отступничеству от принципов веры. Церковь вынужденно благословляет войны, несправедливости, смиряясь с ними как с неизбежным злом. Но древние учителя благочестия считали иначе, следуя призывам Христа и разрывая с обычаями языческой римской государственности.