Исповедь «вора в законе»
Шрифт:
— Уходи! — кричу я ему не своим голосом.
Он на какое-то мгновение заколебался, печально на меня посмотрел, словно прощаясь, и вышел из вагона (поезд все еще стоял).
Чувствую, что по лицу у меня течет кровь. Но мне сейчас не до этого: в тамбур уже успели протиснуться железнодорожники, все трое. Незаметно бросаю деньги на пол, подальше от себя. И начинаю выяснять отношения с «серым пиджаком». «За что, — спрашиваю, — ты мне разбил лицо? Вон, смотри, чьи-то деньги валяются. А я тут при чем?»
В
— В чем дело, граждане?
— Избили, сволочи, — стараюсь я перекричать всех.
— Поделом избили, — поясняет «менту» моя жертва. — Этот пацан деньги у меня вытащил.
— Свидетели есть? — спрашивает милиционер.
Все молчат. Кроме, конечно, железнодорожников. Мужчина в сером пиджаке успел смотаться.
Меня ведут в линейный пункт милиции, который расположен здесь же, на платформе. Вместе со мной жертва и два свидетеля.
На Каланчевке вся милиция размещалась тогда в небольшой комнате, разгороженной надвое барьером. У входа — стол дежурного, за барьером — скамейки для задержанных. Камеры не было. Да и дежурили здесь всего два милиционера. Задержанных — об этом я уже знал — они держали в течение дня за перегородкой, а вечером, когда смена менялась, отвозили в отдел милиции на Курский вокзал.
Мне дали воды — смыть кровь, а после учинили допрос. «Черные гимнастерки» — жертва и два свидетеля — стали доказывать, что деньги вытащил я.
— Ничего я не вытаскивал, товарищ милиционер. Кто-то у них украл, а меня ни за что избили, — пришлось заставить себя всхлипнуть и изобразить, в который уже раз, плаксивую мину.
— Не били мы его. Мужик ударил, которого мы и знать не знаем. И поделом — воровать не будет…
«Мент» составил протокол. «Черных гимнастерок» отпустили, а меня отправили за барьер. Видно, до вечера, пока не увезут на Курский. Вот и донахальничался. Теперь уж точно посадят.
Сам же на это нарвался. Слава Богу, хоть Гена слинял. У него в голове любовь, хорошую девку нашел. А вот у нас с Розой…
Сижу раздумываю, опустив голову. И вдруг — знакомый голос, который сразу вывел меня из оцепенения.
— К Вам можно?
Поднимаю глаза. В дежурку, вежливо постучавшись, входит представительный мужчина в очках и с папкой подмышкой. Да это же Золотой. Я еле сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть.
— Да, да, заходите, — поднимается ему навстречу молоденький «мент» с рыжими усиками.
— Вы знаете, я потерял документы, — присев на предложенный ему стул, начал «повествовать» Золотой. — Скорей всего, оставил в поезде. Не знаю, что и делать. Решил зайти к вам, может быть, думаю, нашедший сюда их передал.
Говорил он этак растянуто, медленно подбирая слова. А сам за это время успел и со мной обменяться сочувственным, но по-отцовски строгим взглядом и, как я понял, изучить обстановку.
— Нет, гражданин, документов нам никто не сдавал, — вежливо ответил Золотому дежурный. — Но вы не отчаивайтесь. Обратитесь в отдел милиции на Курском вокзале. Обычно сдают туда.
— Спасибо, очень вам признателен.
Золотой удалился, вежливо раскланявшись.
Это, конечно, была разведка. Проходит две-три минуты, и в дежурку с шумом врывается Нина Вакула.
— Ради бога, помогите, — кричит она, задыхаясь (или делает вид?). — Там, на другом конце платформы, пьяный. Ко всем пристает и меня только что ударил.
— Не волнуйтесь, гражданка. — Тот, что постарше, бросает младшему: «Оставайся в дежурке», а сам неторопливо направляется, куда ему указала Вакула.
Едва он ушел, в дежурку вваливается целая ватага наших ребят — Шанхай, Чох, Валька Косолапый, Лиса, оба Пушкина. И прямо к столу, за которым сидит рыжий «мент». Все раскрасневшиеся, под градусом. Орут не разберешь что.
— В чем дело? — пытается урезонить их милиционер.
— Безобразие! — кричит Шанхай, разводя руками. — Средь бела дня…
— Тихо, граждане, рассказывайте по порядку, — пытается навести порядок милиционер, но его никто не хочет слушать.
Пользуясь суматохой, я перепрыгиваю через барьер, выбегаю из дежурки, но не бегу, а едва себя сдерживая, иду быстрым шагом к трамвайной остановке. И тут слышу, как кто-то меня подзывает. Гена! Рядом с ним такси, дверца которого уже открыта.
— Скорей сюда, — машет он мне рукой.
Забираюсь на заднее сиденье. Геныч садится со мной. «Победа» трогается. Тут замечаю, что впереди, рядом с водителем, командует парадом Хитрый Попик.
— Шеф, быстро на Сретенку. За скорость плачу вдвое.
Машина мчится во весь опор. На душе у меня приятно и радостно.
— Ну как, дружище? — оборачивается ко мне Попик.
— Нормально сработано, — улыбаясь, киваю я головой.
— Гене спасибо скажи. Если б не он… — Хитрый обрывает фразу, не желая раскрывать все карты при шефе.
Подъезжаем к «Щербакову» — так промеж собой называли мы Щербаковский универмаг. Попик останавливает машину, расплачивается с водителем.
— Ну, а теперь пошли в магазин.
— Зачем? — недоумеваю я.
— А ты, Валентин, на радостях, видно, забыл про свой фингал под глазом.
И вправду забыл. Теперь все понял — нужно подобрать для меня темные очки от солнца.
Примерил — все в норме. В очках я, кажется, очень даже симпатичный.
— Разглядывать себя, Валя, будешь потом. А сейчас — поспешим в кафе. Обед, наверно, уже остыл.