Исповедь якудзы
Шрифт:
— А где мы можем раздобыть мясо?
— У меня есть родня в деревне, неподалеку отсюда, в селении Тиба, — присоединился к разговору один из старейших и уважаемых членов нашего клана по имени Токудзи. — Мои родственники как раз держат свиней, мы сможем убедить их продавать мясо нам…
Они с Окё собирались пожениться, и, к моему удивлению, идея спекуляции мясом здорово увлекла обоих. Они даже успели заранее обсудить возможные варианты, как бы половчее провернуть дело.
Но и этот аргумент не убедил Камэдзо: — Не думаю, что они так уж легко согласятся! Крестьянам надо получать у властей специальное разрешение на забой скота, и, если военная полиция пронюхает, что нашлись такие умники, которые
Вынужден признать, в его словах содержалась большая доля истины. Во время войны на фермах было строго запрещено забивать скот без разрешения, поскольку потребности армии считались абсолютным приоритетом, сокрытие мяса и его тайная перепродажа на черном рынке считались серьезным преступлением. Но Токудзи стал убеждать нас, дескать, имеются всякие пути, позволяющие обходить официальные запреты, и уговаривал не беспокоиться — мол, он готов сам справиться с этим делом. Словом, я назначил его лицом, ответственным за операции на черном рынке, наказал ему внимательно следить за всем, что он делает, и ни при каких обстоятельствах не впутывать клан в это дело…
После начала войны азартные игры снова стали набирать обороты, хотя рост происходил очень и очень медленно. Тем не менее мне посчастливилось набрать крепкий костяк из постоянных игроков, среди них было даже несколько авторитетных боссов из кланов тэкия, в число которых входил также мой побратим — босс Катано, весьма влиятельный человек в своем деле. Тэкия всегда внимательно следили за тем,
что происходит на улице, и, разумеется, ловко заправляли делами на черном рынке. Поэтому я познакомил босса Катано с Токудзи и его будущей женой, втроем они смогли обсудить все вопросы насчет деревенского мяса.
Босс Катано одобрил идею и, поскольку он обладал огромными связями, помог найти множество лазеек, позволяющих обойти официальные запреты. Мясо великолепно продавалось и приносило отличный доход. Даже грузчики, и те не остались без работы — каждые три дня им приходилось перетаскивать на второй этаж нашего дома огромное количество консервных банок с тушенкой и контейнеров с мясом. Но со временем контроль властей усиливался, и провозить из деревни консервные банки становилось все сложнее. Тогда мясо стали заматывать в промасленную бумагу, оборачивать вокруг тела и обвязывать сверху специальным поясом. Курьеры ехали сперва на одном поезде, потом пересаживались на другой, а последнюю часть пути проделывали пешком. Сейчас я вспоминаю об этом и поражаюсь — откуда бралось столько желающих зарабатывать столь нелегким путем, и почему никому из них не приходило в голову сбежать с товаром?
Но едва этот “бизнес-на-свинине” успел набрать обороты, как приключилась серьезная неприятность — нашего уважаемого Токудзи повязала военная полиция!
Семья Токудзи оставалась в Тиба, и однажды ему пришло письмо из родных мест.
— Не часто тебе пишут письма, — хмыкнул я. — Что там стряслось?
— Будьте спокойны, — пожал плечами Токудзи, — это обычные семейные неурядицы, надо съездить домой и все выяснить…
Он сразу же отправился в родные места — поехал к родителям, чтобы больше никогда не вернуться. Мы долго не получали от него никаких известий, а потом пришло официальное извещение из военной полиции, в котором сообщалось, что Токудзи умер! Это был совершенно внезапный удар, мне потребовалось некоторое время, чтобы справиться со своими чувствами и выяснить, что же произошло.
В письме от отца пришла повестка с призывом на нестроевую воинскую службу. Понимаете, о чем речь? Во время войны самых обычных, гражданских лиц мобилизовывали для работы на военных предприятиях, например, призывали работать на авиационный завод, где вытачивают всякие детали для самолетов, или на швейную фабрику, где шьют парашюты, и тому подобные работы. На нестроевую службу призывали тех, кто был не в состоянии воевать в действующей армии — не достигших призывного возраста студентов из университетов, или девушек из женских колледжей, или пожилых мужчин, уже не способных держать в руках оружие.
Токудзи как-то ухитрился выпасть из поля зрения властей, а когда повестка все же нашла его, решил удариться в бега. Он действовал исключительно на собственный страх и риск, ни единым словом не обмолвился мне о повестке — хотя, с другой стороны, вряд ли я смог бы ему помочь. Он решил бежать — его видели в Токио, Иокогаме и городишках поменьше, он останавливался в домах дружественных кланов якудза и просил разрешения участвовать в игре. Уже после его смерти люди рассказывали мне, что он сильно опустился, пока был в бегах.
Токудзи дрейфовал с места на место, как щепка посередине ручья, пока не оказался в низкопошибном игорном притоне где-то в районе Сэндзю. По несчастливому стечению обстоятельств, как раз в тот день туда нагрянула полицейская облава и забрала в участок всех игроков до единого. Бедолага Токудзи не был исключением, а во время досмотра у него в кармане обнаружили пресловутую повестку…
Я до сих пор не могу понять — почему он не избавился от этой проклятой бумажки? Может, он беспокоился о будущем малыше, которого ждала Окё, и убеждал себя, что рано или поздно придется добровольно сдаться властям? В итоге повестка сослужила ему плохую службу — когда в полиции обнаружили, что к ним в руки попался дезертир, то не стали особо церемониться, а быстренько препроводили его в штаб-квартиру военной полиции на Ёкосука.
Не знаю, через какие ужасы ему пришлось пройти на допросах, но уверен, что с ним обращались очень жестоко. Военная полиция не ведала жалости к тем, кто, по их мнению, был худшим сортом уклоняющихся от армии: человеком, который не только наплевал на священный долг, но еще и прожигал жизнь в игорных притонах, не желая “объединить усилия, когда в битве решается судьба нации” — как высокопарно они выражались. Во всяком случае, военные пытали его, пока не замучили до смерти!
В извещении нам предписывали явиться и забрать тело, я решил взять с собой только Камэдзо. Ради этого мне пришлось взвалить на себя еще одну тяжелую обязанность — убедить Окё ждать нас дома. Представьте себе, как она начала бы причитать и рыдать у тела, это наверняка привлекло бы внимание властей, они стали бы вертеться вокруг и вынюхивать насчет наших делишек.
Кроме того, я не был уверен на все сто процентов, что Токудзи не сломался под пытками и не выболтал лишнего про сделки на черном рынке или про наш игорный бизнес. В таком случае нас ждал арест, как только мы прибудем в управление военной полиции. В общем, мы сочли за лучшее оставить Окё дома.
— Он расхворался и умер, — нервничая, сообщил нам дежурный офицер. — Он просил, чтобы его тело передали вам… Мы готовы выделить вам грузовик, чтобы отвезти труп, куда скажете…
— О, господи! — только и мог прошептать я, едва взглянув на безжизненное тело. Я сразу понял — его забили до смерти. Лицо затекло и потеряло форму от побоев, а по всей коже просматривались ссадины и кровоподтеки. Но ни протестовать, ни даже просто выказать возмущение мы не могли, нас бы сразу схватили и заперли на дежурной гауптвахте. Нам оставалось только одно — формально поблагодарить и следом за телом взобраться в кузов грузовика. Похоже, Токудзи ни слова не проронил про наши незаконные дела…