Исповедь Зеленого Пламени
Шрифт:
Знать Кармэля презирает подвальные грибы — основную пищу населения бедных кварталов. И между прочим, совершенно зря — по вкусу они мало чем уступают лесным. Но Лоти все равно никогда в это не поверит. Она попала в сказку, и все, что есть в этом лесу, преисполнено для нее особой благодати.
Я деловито срезаю опята, желтым крошевом усыпавшие старый пень, и ссыпаю их в подставленный подол Лотиной рубахи. А в капюшоне за ее плечами лежат младшие сестренки тех лисичек, которые она так восторженно нюхает.
— Пожалуй, хватит. На жаренку мы набрали, больше втроем не съесть.
— А с собой?
— Ну… не будем жадничать.
Я спускаюсь с холма на заброшенную, заросшую травой дорогу, что вливается в поляну у озера, как река, и шаги мои легки. Лоти осторожно спускается за мной, боясь рассыпать грибы.
Только сейчас начинаю осознавать, что повседневность трижды проклятого Города, в который нет дорог, лежала на моих плечах свинцовой тяжестью, и лишь здесь эта тяжесть спала… Ветра мне недоставало, пьянящего ветра, что поет в ветвях деревьев и веет в лицо нежной горечью горящих листьев…
У воды лес редеет, от березовых стволов светло. Громадная старая ива изогнула мощный ствол низко над водой, и на стволе этом сидит Лугхад с гитарой в руках. У большого камня уже горит веселый костер из сушняка…
— Лоти, клади грибы в миску и иди мой, — командую я. — Только тщательнее, потому что чистить их мы не будем. А я пока займусь форелью.
— А когда кончишь помогать Лиганор, иди сюда, — подает голос Лугхад. — Продолжим занятия…
…РЕШАЮЩИЙ СРОК,
РЕШАЮЩИЙ ЧАС…
…Солнце перевалило за полдень. Давно съедены и грибы, и часть Лотиных припасов. Форель, обмазанная глиной и замысловато начиненная, томится на углях. Сказать по правде, я ни разу в жизни не готовила ничего подобного — только слыхала от Сиомбар, и потому немного беспокоюсь за результат своих кулинарных изысканий. Впрочем, на травке, да под вино из погребов лорда Ниххата, да жителями Кармэля, не избалованными подобной роскошью…
Лоти, как солнцелюбивая ящерица, взобралась на нагретый камень и теперь, полулежа, наигрывает некую Волчью песенку про изъян, который невозможно прикрыть алым камзолом Рыцаря Залов, и лучше надеть кольчугу и всласть погулять в степи — тогда тебя будут считать настоящим мужчиной… А я сижу в тени камня и плету венок из кленовых листьев с тайным намерением надеть его на голову Лугхада.
Он появляется меж березовыми стволами неожиданно и чарующе, как и положено Нездешнему. Мы, смертные, привыкаем к ним в городах, почитая за равных себе, но поистине лишь в лесу можно осознать глубину пропасти между нами и ними. Медленная величавая поступь, серо-бирюзовые глаза, словно раскрытые в изумлении красотой мира, темное пламя волос… а плащ Его, эта темно-серая с прозеленью старая тряпка, неожиданно оказался точно такого же цвета, как мрачноватая хвоя одинокой ели, привольно раскинувшей лапы у края поляны. Король лесов, под чьими ногами опавшая листва превращается в златотканый ковер…
Райнэя убила в Нем Камень! — приходит внезапное осознание. Убила, потому что не могла позволить Ему стать соперником во власти! Но свято место пусто не бывает, а на место Камня может прийти только Огонь. И Он научился творить этим Огнем ничуть не хуже меня или моего Лорда! А значит, пора, что стоит сейчас, принадлежит не только мне, но и Ему…
В сложенных ладонях Он что-то несет и тихо шепчет над своей драгоценностью на незнакомом мне языке — не понимаю слов, а считывать не смею. Он подходит ко мне — я невольно встаю, словно приветствуя Его, и вижу, что в Его ладонях лежит маленькая гроздь рябины, несколько ягод и тонко вырезанный розоватый листок, и еще два совсем крошечных кленовых листика, светящихся, как два солнышка…
— Лотиа-Изар сказала — на день рождения положено дарить подарки, — говорит Он тихо, и я поражаюсь — никогда раньше не звучал Его голос ТАК. Медленно Он смыкает ладони и простирает руки перед собой…
Творящая торжественный обряд,
Как Жизнь желанна, как Огонь опасна,
Вплетаешь ты в свой праздничный наряд
Зеленый, золотой, багряно-красный.
Что это? Это — обо мне? Зеленый, золотой… Ему бы такой наряд, не мне — все краски осени! В сочетании с Его темно-рыжими волосами это смотрелось бы просто не знаю как!
Как свечи, эти листья догорят,
Но верю — гибель будет не напрасной.
Смотрел я — и нашел тебя прекрасной,
Сестра моя, я твой безумный брат.
Дыхание мое замирает… Сонет. Когда-то ходили легенды о сонетах-Сплетениях Безумца…
Огонь и Жизнь, как лист и гроздь рябины!
За танец твой, что силу излучает,
Лишь малым одарить тебя дано…
Ладони Его раскрываются неотвратимо, как бутон розы…
Так пусть не золото тебя венчает,
Но камень, в коем слиты воедино
И лета мед, и осени вино!
Вместо даров леса в Его ладонях — двойной гребень, по форме совсем такой, как тот, что я бросила в «Багровой луне» — но не золотой, а из чего-то, похожего на янтарь, одновременно рубиновый, медово-золотой и коричневый. Спинка его выточена в форме кленового листа, а широкие изогнутые зубья так похожи на пальцы листа рябины…
Я смотрю на это чудо, ошеломленная, не в силах поверить — и Он касается моих волос, легко закручивает, словно делал это не раз, и прихватывает гребнем, как венцом.
— Хиара хо танн, Лиганор…
Снова Высокая Речь. Как только Он умудрился не забыть ее?
Улыбка сверкает на Его лице — совсем не похожая на хорошо знакомое мне дрожание губ. Я, не отрываясь, смотрю в огромные светлые глаза и всей кожей ощущаю, как что-то сдвигается на земле и в небесах, и откуда-то из глубин неотвратимо надвигается знание…
— Господин мой, — говорю и не узнаю своего голоса, — такие подарки требуют ответного дара.
Лихорадочный вдох, как перед прыжком в воду, — я еще не знаю, что это будет, но оно уже здесь, у порога!