Исповедник
Шрифт:
Агент Конторы в Багдаде сообщал, что Леопард, похоже, заключил соглашение с секретной службой Ирака.
Поступающая информация тщательно проверялась, но все следы вели в пустоту. И все же старик призывал свою команду не отчаиваться. У него была собственная теория по поводу того, где можно найти Леопарда. Его влекут деньги, повторял он, и в них же его погибель.
Однажды вечером в один из последних дней мая к Габриелю, прогуливавшемуся вместе с Кьярой по кампо ди Гетто Нуово, отскочил футбольный мяч. Он отпустил ее руку и сделал три быстрых шага вперед. «Осторожно! Голова!» – крикнула она, но Габриель словно и не слышал. Он поднял ногу и нанес такой удар, что от фасада старой синагоги отскочило глухое эхо. Мяч взмыл высоко в воздух и, описав широкую дугу, опустился прямо в руки мальчишки лет двенадцати с пришпиленной к курчавой голове кипой. Юный футболист удивленно посмотрел на Габриеля, улыбнулся и бегом вернулся к друзьям.
Возвратившись домой, Габриель позвонил Франческо Тьеполо и сказал, что готов приступить к работе.
Платформа стояла там же, где он ее и оставил. Его кисти и палитра, краски и растворитель лежали на месте. Церковь была в полном его распоряжении. Другие – Адриана, Антонио Полити и прочие члены «команды Святого Захарии» – давно закончили свою работу и ушли. Кьяра постоянно сопровождала его. Стоя на лесах, перед величественным алтарем, спиной к двери, он представлял собой отличную мишень, поэтому она усаживалась у подножия платформы и не спускала глаз со входа. Кьяра обратилась к нему лишь с одним требованием – убрать полог – и, как ни странно, не получила отказа.
Габриель работал подолгу, задерживаясь допоздна, чего не позволил бы себе в обычных обстоятельствах, твердо вознамерившись завершить реставрацию как можно быстрее. Раз в день в церковь заглядывал Тьеполо, приносивший продукты и проверявший, как идут дела. Иногда он задерживался на несколько минут, чтобы поболтать с Кьярой, а однажды даже предпринял рискованный маневр, взобравшись на леса для консультации по особенно трудному участку апсиды.
Габриель уже обрел былую уверенность. Изучив за время вынужденного безделья манеру Беллини и его работы, он порой чувствовал себя так, словно сам мастер стоит рядом и подсказывает, что надо делать. Начав с центра, Габриель двигался к краям – сначала Мадонна с младенцем, потом святые и волхвы, потом фон. Работая кистью, он продолжал думать и о незавершенном деле, отталкиваясь при этом от центрального пункта. Два вопроса постоянно сидели в подсознании. Кто дал Бенджамину документы, касавшиеся встречи в монастыре на озере Гарда? И почему?
Однажды в конце июня Кьяра подняла голову и увидела, что Габриель стоит на краю платформы – правая рука на подбородке, левая поддерживает правую под локоть, голова слегка опущена. Он стоял совершенно неподвижно и очень долго – десять минут по ее часам, – и только взгляд его неспешно и оценивающе перемещался по полотну. В конце концов Кьяра не выдержала и потрясла леса, как это делал Тьеполо.
– Вы закончили, синьор Дельвеккио?
– Почти, – не поворачиваясь, ответил он. – Мне надо только еще раз поговорить с ним.
– Что ты имеешь в виду?
Габриель не ответил. Опустившись на колени, он в течение нескольких минут отмывал кисти и палитру, а потом убирал в плоский квадратный чемоданчик краски и растворитель. Закончив, спустился с платформы, взял Кьяру за руку, и они вышли из церкви в последний раз. По пути домой пара завернула в офис Франческо Тьеполо на Сан-Марко. Габриель сказал, что ему нужно повидаться со святым отцом. В доме на Каннореджо их уже ждало поступившее на автоответчик сообщение:
Бронзовые врата, завтра вечером, в восемь. Не опаздывайте.
38
Ватикан
Уже темнело, когда Габриель пересек площадь Святого Петра. Отец Донати ждал его у Бронзовых врат. Он торжественно пожал ему руку и заметил, что Габриель выглядит намного лучше, чем при их последней встрече.
– Святой отец примет вас, – сказал отец Донати. – Давайте поспешим, чтобы не заставлять его ждать.
Священник провел гостя по Скала Реджиа, потом они еще минут пять шли по казавшимся бесконечными сумрачным коридорам и погруженным в полумрак дворикам и наконец вышли в сад. Папа прохаживался по дорожке возле Эфиопского колледжа, и его белая сутана казалась в приглушенном охряном свете пламенем ацетиленовой горелки.
Оставив Габриеля наедине с папой, отец Донати медленно направился к дворцу. Папа взял гостя под руку и повел по дорожке. Вечерний воздух был теплым, мягким и нес аромат пинии.
– Я рад, что вы поправились, – сказал понтифик. – Чудесное исцеление.
– Шамрон убежден, что это ваши молитвы вывели меня из комы. Говорит, что готов засвидетельствовать чудо, совершенное вами в клинике Гемелли, в случае рассмотрения вопроса о вашей канонизации.
– Не уверен, что многие в церкви поддержат такое предложение после того, как комиссия завершит свою работу. – Папа усмехнулся и пожал руку Габриеля. – Вы удовлетворены своей работой в церкви Святого Захарии?
– Да, ваше святейшество. Спасибо, что заступились за меня.
– Это было единственное справедливое решение. Вы начали реставрацию, кому же, как не вам, ее заканчивать. Кроме того, этот алтарь – одна из моих самых любимых работ Беллини. Ему были нужны руки великого Марио Дельвеккио.
Папа увлек Габриеля на боковую дорожку, уходившую к стенам Ватикана.
– Идемте, я хочу показать вам кое-что.
Прямо перед ними высился шпиль радиотрансляционной башни. Достигнув стены, они поднялись по каменной лестнице и ступили на парапет. Внизу лежал город, неугомонный и беспокойный, пыльный и грязный, вечный Рим. С этого места и в этом свете он мало чем отличался от Иерусалима. Не хватало лишь крика муэдзина, призывающего правоверных к вечерней молитве. Взгляд Габриеля прошел по Тибру к синагоге у входа в старое гетто, и он понял, зачем папа привел его сюда.
– Вы хотели спросить меня о чем-то, Габриель?
– Да, ваше святейшество.
– Я догадывался, что вам захочется узнать, как документы о совещании в монастыре на озере Гарда попали к вашему другу Бенджамину Штерну.
– Вы очень проницательны, ваше святейшество.
– Я? Проницателен? Посмотрите, что я наделал.
Папа помолчал, не отводя глаз от купола синагоги. Затем повернулся к израильтянину.
– Будете моим исповедником, Габриель? В метафорическом, конечно, смысле.
– Я буду тем, кем вам угодно.
– Вам знакомо такое понятие, как тайна исповеди? То, что я вам расскажу, должно остаться между нами. Так что я уже во второй раз вверяю вам свою жизнь. – Он отвернулся. – Но кто вы? Габриель Аллон? Или реставратор Марио Дельвеккио?
– Кто вам предпочтительнее?
Папа снова взглянул на синагогу и, оставив вопрос Габриеля без ответа, заговорил.
Понтифик рассказал Габриелю о конклаве, о страшной ночи в дормитории Святой Анны, когда он, подобно Христу, умолял Господа пронести «чашу сию» мимо его губ. Как может быть главой церкви человек, хранящий ужасную тайну о соглашении в монастыре на озере Гарда? Что делать ему с этим страшным знанием? В ночь накануне решающего голосования он призвал к себе отца Донати и сказал, что откажется от папства, если его изберут. И тогда же поведал своему доверенному секретарю обо всем, что случилось в монастыре Святого Сердца в одну из ночей 1942 года.